Шрифт:
— Не скажу… так, ты меня ужином кормить собираешься или нет?!
— Я могу поговорить с папой…
— Что ты там про виски говорила? — Данте чуть ли не бегом бросился на кухню. Конечно, будет он перед ней свои проблемы демонстрировать, бежит и падает! Чтобы девчонка за него заступалась?! Ну уж нет! Он сын Спарды, гроза демонов… который по уши в долгах.
— Так, говоришь, замолвишь за меня словечко перед своим папочкой?
========== Оголенные провода ==========
Ветер лениво гонял палые листья по асфальту, наполняя улицы тихим печальным шепотом их увядающей жизни. Обрывки неба испещрены звездами, тонкий серп луны мерцал бледно-алым, будто лед, окропленный кровью. Хорошая ночь. Хорошая, но не его.
Михаэль с наслаждением затянулся, стремясь получить от последней сигареты максимум удовольствия. Мятая пачка, скомканная в компактный щербатый шарик, подпрыгивая, катилась по дороге. Сизый дымок витал у лица юноши, причудливо вплетаясь в тонкое полотно сумерек, скрадывал четкость черт лица обманщика, хитрый блеск его золотисто-зеленых глаз подходил больше хищнику, кошке или змее, нежели человеку. Лампочка уличного фонаря тревожно замигала, когда демон ступил в пятно тусклого света. Вереница бледно-голубых искр пробежала по проводам, раздался мерный, потрескивающий гул, и фонарь, застонав, осыпался на черно-зернистый асфальт сотней искрящихся осколков лампочки. Уголок рта Михаэля дернулся в довольной усмешке, в омуте его взгляда заплясало багряное пламя. Резкий порыв ветра растрепал его черные волосы, вьющиеся крупными кольцами, совсем как у его сестры. Семья Фриндесвайд всегда славилась своими кудряшками.
По проводам, опасно потрескивая, пробежали синие искорки тока, и сразу несколько фонарей вспыхнули и потухли, слезами разбрасывая осколки стекла. Злая усмешка мелькнула на губах демона, змеиное золото взгляда на долю секунды сменилось зловещей краснотой.
Деньги, презентованные обманщику, давно закончились. Вернее — вчера. Демоны деньги не считают, Михаэль с тоской вспоминал времена, когда в ходу были монеты. Да на десяток полновесных золотых можно было купить всю эту улицу, но потом человечество смекнуло, что бумаги-то у них побольше будет, чем драгоценных металлов, и начали печатать деньги. Раньше идешь, и монетки в кошельке так весело позвякивают, охочие до чужого добра тупицы сами идут в руки к носящему пятый чин. Напустить этим идиотам пыли в глаза, предстать перед ними в облике богато одетого господина или, еще забавнее, девицы труда не составит. Юноша смешливо хмыкнул, крепко затягиваясь. Зыбкий дымок плясал на оранжево-алом огоньке тлеющей сигареты. Что любопытно, на протяжении веков ни одному мародеру или грабителю не пришло в голову, какого хрена одинокий и разодетый буржуй делает ночью в трущобах.
Сегодня наводить морок настроения не было. Вообще Михаэля мучили постыдно человеческие желания — пожрать, попить и потрахаться. Вот что мешает ему забить на все и поехать к Клео? Кошечку он не видел больше месяца, наверняка она будет рада его видеть. Человеческие девки со временем становятся такими надоедливыми! И, будто в подтверждение унылых мыслей демона, мобильный требовательно запищал. Брюнет выплюнул окурок и искоса взглянул на мигающий дисплей. Номер абонента не высветился, только вереница мелких черточек пересекала мерцающий неоном экран. Слегка заинтригованный, Фриндесвайд поднес трубку к уху.
— Подонок! — пронзительно завизжал динамик так, что демона на мгновение оглушило. — Ублюдок! Ненавижу тебя!
— Эмили, — протянул он самым сладким тоном, хотя руки так и чесались свернуть шею этой истеричке. — Рад слышать тебя, сладкая.
— Не ври! — девичий голос звенел от слез и ярости. Перед мысленным взором носящего пятый чин предстала Эмили. Мордашка, по-детски круглая и трогательная, перепачкана потеками туши и размазанной помадой, белокурые волосы всклочены, а голубые глаза опухли и покраснели. И как это ванильная милашка превратилась в крикливую, постоянно всем недовольную хабалку? — Как ты мог?! Я думала, ты любишь меня, верила тебе, дура, — уж что верно, то верно, — а ты… ты…
— Успокойся, лапочка, — голос обманщика сделался мягким подобно шелку. В глубине глаз полыхнуло алое пламя. — Все хорошо. Не надо плакать.
Эмили в ответ удивленно всхлипнула. Михаэль глубоко вздохнул, медленно, ненавязчиво запуская когти в сознание девушки. Вязкое, липкое от постоянных истерик, алкоголя и наркотиков, оно было послушным воле демона, покорным, будто пластилин или глина. Обманщик комкал его, лепил мысли и желания, которые серебристыми нитями опутали рассудок блондинки.
— Все хорошо, милая, — лицемерно повторял он. Улица позади демона была окутана плотной пеленой мрака, рассекаемого лишь яркими всполохами тока. — Нам же так хорошо вместе. Как ты могла подумать… — ложь ядом капала с языка носящего пятый чин, — что я могу тебе изменить.
— Я видела, слышишь?! Я все видела! Как ты обнимался с какой-то шлюхой! — ничего эта дура не видела. Детка звонила, потому что ее любимый немец давно не объявлялся, давно не дарил цветов и не брал на стареньком диване в гостиной ее бабушке. А сейчас Эмили уверена, что застала его с другой подружкой. А что? Ткать ложные воспоминания куда занятнее. — Скотина! Мразь! Ненавижу! Мне из автомата звонить приходится, что бы ты трубку взял! Немедленно приезжай ко мне, Михаэль! Понял?! Немедленно!
Ох, зря она это сказала, ох, зря… не переставая улыбаться, носящий пятый чин аккуратно стирал из разума икающей Эмили тот факт, что у нее аллергия на корицу. Юноша равнодушно нажал на кнопку сброса и сунул телефон в карман куртки. Сейчас измученная слезами дурочка бросится заедать обиду сладостями и совершенно не заметит, что сахарное печенье щедро преправлено корицей. Фриндесвайд проказливо хихикнул, словно мальчишка, стянувший лакомства до обеда, а не демон, рыцарь Сатаны, который только что обрек на смерть от удушья молодую девушку.