Но я продолжу о законе. Более всего естественный закон влияет на семейную область. Конкретно деторождение и сопутствующие дела: отношения между полами, подготовка к свадьбе и её проведение, первая ночь и верность в браке... Именно в этой области за неисполнение следует наказание и, судя по названию закона, естественное. По большому счёту, ведётся жёсткий контроль интимных отношений мужчин, потому что в последствии дети рождаются инвалидами. Страдает их психика, но и физически ребёнок тоже может родиться неполноценным.

– - Контроль мужской девственности до брака? С чего вдруг?
– - нельзя не удивиться данному факту.

– - Здоровье малыша зависит от качества семени. Чем меньше эякуляций испытывал мужчина, тем здоровее ребёнок. Со временем мужчины теряют способность к зачатию вовсе. Если же всё получилось с первого раза, то такие гении рождаются... Литература! Математика! Экономика!
– - Санзет взглянул в окно, контролируя восход.
– - Женщинам повезло больше. Если овдовела, то нашла себе другого. А для мужчины остаться бездетным вдовцом самая настоящая катастрофа. Хотя...деревенские не особо следят за законом, а до сих пор не выродились. У них там собственные порядки.

– - Подожди!
– - я подорвалась с места следом за собеседником и схватила его за рукав тулузы.
– - Почему мужчина после первой ночи становится рабом на несколько столетий?

– - Почему?
– - Санзет усмехнулся и взгляд наполнился иронией.
– - Женщина -- страшнейший наркотик. Пока не исчезнут ониксы, эти синяки, -- он показал на свои и мои глаза, -- естественный закон покарает того, кто променял распустившую их женщину на другую. Секс -- это не только зачатие, но и удовольствие. От него никто, будучи в своём уме и праве, без веской причины не откажется. Кроме малыша Сальвера.

Усмехаясь какой-то вспомнившейся шутке, Санзет покинул гостиную. Солнце уже пересекло линию горизонта, и начался новый день. А мне казалось, что времени прошло намного больше, хотя на самом деле -- не больше десяти жалких минут.

***

Сбегать от эльфийской реальности в последние дни становилось всё сложнее. Скрываясь от мужчин-прислуги, и незаметно обойдя молодого Сальвера, неаккуратно собравшего в хвост волнистые чёрные волосы, я забрела в одну из гостевых комнат, ключ к которой добыла ещё два месяца назад. Здесь пыльно, нет штор, но отопление зимой работало исправно. Это место достаточно просторное и практически пустое, а потому оно идеально для ведьмовских экспериментов. К тому же статус "призрака", никогда не испытывающего голод и никому не нужного, помогал в нелёгком деле сокрытия тайны.

Шкаф практически пуст, исключая несколько полок, заполненных листовой бумагой, как исписанной так и чистой, разноцветными чернилами, мелками и набором для письма. Исписанные листы делились на стопки и сложены на две полки: на одной вольные конспекты по медицине, а на второй -- ведьмовские ухищрения. Если кто и найдёт записи, то прочитать сможет разве что Санзет и то это утверждение с большой натяжкой. Две тысячи лет, которые, пускай, являются всего восемью годами, но всё же... удивлюсь, если он сможет вспомнить буквы русского алфавита.

Приключения в эльфийском мире, также удостоившиеся бумагомарания, отложены в сторону. Быстренько пробежавшись взглядом по сюжету, я поникла: Легол и его несравненная лайла Лотанарие сожжены генералом Малуром; я играю роль полукровки Нимлот, что грешно; а Малуру назвалась именем Лютиен. А ещё некое божество шисейджи... Особенно тщательно перечитывала и запоминала имена, названия типа "Феандигрога" и "Найшемуса" и кто кем является. Все умерли, кроме Малура и Лютиен-Нимлот.

С лица потоком стекала вода. Она же била по носу, по щекам и мешала открыть глаза. Находясь в "тайной" комнате, я была полностью уверена, что крыша не протекает и, тем более, не имеет дыр. Значит меня всё-таки одолел сон, с которым боролась на протяжении нескольких месяцев. Постепенно возвращалась к рукам и ногам чувствительность, и стало ясно, что всё тело оплетено растением. Выдрав из плена руки и сев, склонила голову. Только так я смогла оттереть воду с глаз и рассмотреть, где же я оказалась.

Плющ разросся, видимо, до самой шеи. Вытянув из-под него ноги, я сбросила их с возвышения. Грязная хлюпающая земля подо мной, а вокруг -- такие же заросшие зелёно-золотым плющом возвышения. Могилы. Сглотнув, рывком подорвалась на ноги и отошла на тропинку, идущую поперёк всех мест, в ужасе названных захоронениями. Глупости. Из-за дождя ничего не видно, а привидеться на голодный желудок может что угодно. В этом мире кушать хотелось, притом зверски. Ничто не могло остановить, если вижу впереди съедобную цель или чую её томительный запах.