Неизвестные напечатали гору снимков и разослали по всей республике. Изображения сопровождала напечатанная на машинке анонимка:

«Нас не интересует, кому председательница колхоза Сандра Гирне позирует и когда она позирует. Мы только обратили внимание на скатерть, которая у нее вместо фона. Она на ней разлеглась, а потом этой тканью будут накрывать стол президиума, сажать за него уважаемых людей.

Разве так пристало вести себя председательнице колхоза?»

Ко дню научно-практической конференции все адресаты анонимку уже получили.

Руководители районных учреждений не знали, что делать. Обращать внимание, не обращать? В район позвонил замминистра. Начал с кормов. Потом как бы невзначай спросил, как работает Сандра Гирне.

Если звонит заместитель, можно не сомневаться: снимок на столе у самого министра.

Знать бы: как они в Риге относятся к этому и куда девать фотографию?

Разорвать, а клочки — в корзину? Спрятать куда-нибудь подальше? Но куда? В письменный стол, в папки с официальными бумагами? Дома? Только этого еще не хватало! Сделать вид, что ничего не произошло?

Районные руководители, встречаясь друг с другом, вскоре смекнули, что думают об одном и том же. Разговор начали издалека. Точь-в-точь замминистра. Пока не дошли до Сандры.

В колхозе событие обсуждали куда откровенней. Отправитель или отправительница дело свое знали: адресовали анонимки недоброжелателям председательницы. А те! Боже ты мой, такая удача в руки!

В районе выжидали, но до каких пор можно тянуть! Письмо как-никак. Не синичка — в окно влетела и вылетела.

Документ. Неважно, что анонимный. Главное — зарегистрирован.

Все знают председательницу. Все убеждены — организатор, каких поискать.

Да, но чем занимается!

— Криминала в этом нет.

— Разве серьезный руководитель станет раздеваться догола и фотографироваться?

— Может, собственный муж фотографировал.

— Собственный, не собственный, какая разница. Письма-то ходят по рукам. Что люди подумают?

— Да, если бы не эта скатерть…

В кабинетах судили-рядили, веселились и сочувствовали, а найти выход из положения не могли.

Сколько бы ни толковали, все разговоры упирались в скатерть.

А Сандре в тот вечер и в голову не могло прийти, что зеленой драпировкой накроют стол президиума. Витольд расстелил ткань, собрал в складки. Ему нужен был волнистый фон, чтобы скрыть недостатки натуры. На гладком заметен каждый бугорок, каждая морщинка, а Сандре уже под сорок.

Витольд не помнил, просил он скатерть или так взял. В Доме культуры он был свой человек. Приходил, уходил — когда хотел. Не как муж председательницы, а фотолюбитель: то заменит снимки на доске информации, то оформит стенд.

Скатерть попалась ему на глаза, понравилась, возникла идея. Взял ее, принес домой и расстелил для съемок.

В кабинетах тем временем согласовывали точки зрения. Как же все-таки быть? Представим на минутку, что Витольд предложил свои работы для официальной выставки и снимки обнаженной Сандры появились с надписью — «акт»?

Что произошло бы?

А кто знает… Может, ничего. А может, скандал — раньше, дескать, голых руководительниц публике не показывали.

В колхозе сплетничали. В учреждениях обменивались мнениями.

Ходи Сандра с поднятой головой, может, ей и не предложили бы сменить работу. Но в ней что-то сломалось. Она поговорила с мужем, посоветовалась. Тот был не против уехать.

— Неужто в другом месте не приживемся? Мне-то что? Борозда везде одинакова. Длинна ли, коротка ли — все равно весь-день к ней привязан.

Районные руководители охотно согласились. Проявили деликатность, ни словом не обмолвились об анонимках. Будто и не было их.

Незадолго до ее прихода кто-то в кабинете начал было:

— Надо, в конце концов, выяснить, кто там по чужим спальням шарит!

— А что это даст? Фотографии-то по всему свету разосланы. Пленка у них, пройдет время — опять напомнят.

— Да, не было бы этой скатерти…

Гирнисы переехали в другой район республики.

Когда народ в очередной раз собрался в клубе, стол был застлан скатертью, вобравшей цвета осенних листьев, — произведением местных мастеров народных промыслов.

На предыдущем собрании, когда выбирали нового председателя, стол стоял непокрытый.