Один из неблагожелателей бывшей председательницы, некогда сурово наказанный ею за пьянство, спросил ехидно на весь зал:

— А ту, на которой голая валялась, она с собой, что ли, забрала?

Одна баба взвизгнула было, но быстро осеклась.

Люди сидели тихо, с опущенными головами.

* * *

А вот чем закончился перекур руководителей сельского хозяйства.

— Надо бы съездить к Сандре, посмотреть, как ей живется на новом месте.

— А что ты ей скажешь? «Здорово, привет! Мы тоже тебя видели голой, но это ерунда, не бери в голову»?

— Ладно, кончай курить. Третий звонок прозвенел.

КОНСУЛЬТАНТ

И кому это могло присниться!

Такая милая семейка. Двое детишек. Один уже стоит, другой вот-вот станет.

Мамочка. Агрономочка. Мета. Метыня. Теплая, как лампочка. И дома, и на работе.

Папочка. Инженер. Аусеклис. Не такой лапочка. Поэтому не кличут его: Аусеклитис. Мета тоже. Ее ласка в укоризненном восклицании:

— Ветреник!

Но какой из него ветреник? И где тут ветреность? На работе до того сознателен, что все смотрят с подозрением. Неужто без единого греха человек? Впрочем, в тихом омуте черти водятся, такое, бывает, отчудят, что ахнешь.

Мета, та прозрачна насквозь, как снежинка. Расстилает душу по миру, как белую скатерть.

Словом, такая пара молодых специалистов, что хоть в воскресный номер «Советской молодежи» ставь на первую полосу. С детишками на коленях.

И кому это могло присниться!

Мета! Метыня! Ребятишки чуть ли не грудные младенцы. Муж — само совершенство. Чтобы такие глупости натворить, нужно неделю подряд свекольную бражку пить.

Как это могло случиться! За пьяниц жены держатся, чего только не терпят. А тут, понимаешь, лежит рядом с идеальным мужем, а думает о другом.

Мета! Метыня!

Зачем тебе это надо было? И что ты нашла? Хорошо хоть ребятишки — несмышленыши. А Аусеклису что думать? И останешься ли ты впредь таким светильничком дома и на работе? Накал-то пополам. Можно, понятно, стряхнуть. Бывает, нити сцепляются, опять излучают свет и тепло. Но неуверенность остается. Надолго ли хватит? Когда снова прорвется?

Кто же ветреником-то оказался?

И сможешь ли ты еще когда-нибудь сказать мужу от души:

— Ветреник!

Соседка и подруга, главный зоотехник Неллия, тоже в недоумении. Она хоть и старше на несколько лет, но держалась с Метой и Аусеклисом накоротке. Столь часто вместе бывала, а не заметила, как надвинулась тень на милую семейку.

Теперь остается только разводить руками.

Неллия считает себя чуть ли не виноватой.

— Говорила я, не надо ехать. Двое малюток, нельзя оставлять дом на такой долгий срок. Нет, не послушалась — нужно, говорит, вырваться, нельзя отставать. Вот результат. Голова набита знаниями, а дома — разор. Прибегала, конечно, по воскресеньям. Но что это дает?

То было доброжелательное ворчание, оно не причиняло боли, наоборот — поддерживало.

Зато иные языки мололи куда суровей. Одни были готовы вообще поставить крест на таких курсах. Они, мол, только на легкомыслие подбивают.

Посидят курсанты в академии на лекциях и катаются туда-сюда. Чем не курорт? Вдали от жен и мужей. Чужие люди грешкам рады — есть над чем посмеяться. Зачем растягивать такие курсы? Собрали бы воедино все новинки, получилось бы несколько лекций. Одной недели хватило бы на все дела. Теперь ведь что ни профессор — от Адама начинает, чтоб, боже упаси, никто не подумал, что преподаватели скользят по верхам. Стократ полезней было бы, если б взялись усовершенствовать какое-нибудь хорошее хозяйство. Где и в дождливые годы намолачивают рекорды, где лоснятся коровы. Вот куда надо посылать курсантов, пусть поработают от зари до зари, пусть узнают с точки зрения рядового колхозника, в чем залог успеха. Нет, Метыня приехала из академии не глупее, чем была. Однако, потрудись она в таком хозяйстве, может, пользы для нее было бы еще больше. Впрочем, как знать. Недаром говорится: кто ищет, тот обрящет.

Больше всего доставалось курсам. И бедному Аусеклису, хотя он и так пострадал. Слишком, мол, ревнив. Чего же, спрашивается, разрешил ехать? Сказал бы — некому за детьми присматривать. Нельзя на бабушку перекладывать такой груз. Так нет. Сам собрал в дорогу и примчал на «Жигулях» в академию. Что до ревности — бог с ней. Только сам себя изводит. Но построже напутствовать надо было.

Мету-Метыню камнями не забрасывают. Слишком добрый она человек, чтобы нападать на нее. По крайней мере, слова выбирают помягче, хотя у иной бабенки перца припасено с избытком.

Мужики, те особо не расходятся. У тех мысли мужиковские. А бабы знай мелют да просеивают. Сквозь тончайшее ситечко. Авось какая-нибудь маковая росинка зацепится… А там, может быть, еще что-нибудь потянется. Может, романчик еще раньше завязался-то. А курсы лишь подлили масла в огонь.

Крепкая семейка что орехи в беличьем тайнике.

Но приходит лесоруб, и орехи рассыпаются.

Теперь в колхозе все пытают друг друга. Что за Ингар такой, женат, не женат? Молодой или старый? Ах, у самого жена и сын. Соблазнитель какой! Старше ее! На сколько? На пять лет! Тогда ничего. Но вообще — не гарантия. Те, кто один раз развелся, могут и во второй. А что же Метыня? Всерьез? Ну, тогда дура. У самой Аусеклис как картинка. И ростом вышел, и умом, только ревнив не в меру. Но это не так уж и плохо. Жена может быть уверена, что муж к ней неравнодушен. А потом с этим Ингаром, ну с этим агрономом из того колхоза, как бишь его там, она еще встречалась? Ах, он приезжал? Она что, вызвала его, интересно, каким образом? Хотя теперь у всех телефоны, не проследишь. Один звонок — и вспыхнула искра в другом конце Латвии. Ах, даже незнакомы были раньше? Верно, верно, он уже работал, когда Мета поступила в академию. И надо же было ему припереться. И что Аусеклис? Стреляться, конечно, не будет. Не те времена, когда из-за ревности резались, кидались под колеса. В драку он тоже не полезет. Слишком солидный. Что и говорить, образцовый человек. Сооружай фундамент помощней и ставь на пьедестал. Внизу надпись: «Аусеклис, инженер, образцовый человек». Пусть смотрят и дивятся — какому самородку Метыня посмела наставить рога.