Грета возвращается с подносом чая, и Сент-Клэр тут же забирает его и ставит на

кофейный столик. Грета медленно опускается в старое кресло и отмахивается от руки Сент-

Клэра, который потянулся разливать чай.

Когда мы все устраиваемся с чашечками чая из китайского фарфора, Сент-Клэр кивает

Грете.

– Я сказал Грэйс, что ты объяснишь ей на счет картины, и почему вернул ее тебе.

– Ты уверен? – переспрашивает она, и Сент-Клэр кивает.

– Прошу. Мне бы хотелось, чтобы она знала.

– Боюсь, это не такая уж редкая история, – глубоко вздыхает Грета. – Я выросла в

Германии со своей семьей, а затем, что ж… затем пришла война. Когда я еще училась в школе,

меня отправили жить с дядей и тетей сюда, в Англию, но остальным членам семьи повезло

меньше. Их схватили, отправили в лагеря и в итоге убили. – Ее голос не дрожит, несмотря на

весь рассказываемый ею ужас. – Все наши вещи, каждый предмет, которым мы владели, были

разграблены. Все, что было ценное, нацисты забрали, чтобы украсить свои военные штабы и

дома высших генералов. Они бы не позволили, чтобы произведения искусства висели на

публике, но на собственные коллекции это не распространялось. – Она презрительно

фыркает, и я замечаю, как ее скрюченная рука на коленях сжимается в кулак. Я чувствую

злость от ее утраты, от таких сильно выстраданных потерь, и мне приходится сдерживать

себя, чтобы не потянуться и не взять Грету за руку.

– Когда стало уже очевидно, что они проигрывают войну, нацисты переправили из

страны самые ценные экземпляры в Швейцарские хранилища и в Южную Америку.

Миллионы украденных произведений искусств и реликвий просто растворились, чтобы ими

нажились будущие поколения. Подписи к картинам были подделаны или изъяты. Выжившие

члены моей семьи пытались претендовать на компенсацию, но без документов ничего нельзя

было добиться. А затем в прошлом году я услышала, что эта картина обнаружилась в

Америке. Можете себе представить? – восклицает она. – Ценная картина, которая стояла на

каминной полке в доме моей семьи, когда я была маленькой, одна из немногих вещей,

которыми мы владели и передавали из поколения в поколения, теперь висит в галереи Сан-

Франциско.

Я захвачена ее историей.

– Вы попытались вернуть ее? – спрашиваю я. – Вы сказали им, что она была ваша, и что

ее забрали без дозволения?

Она кивает.

– Да, дорогая. Я прошла через все юридические инстанции. Но без подписей под

картиной, или фотографий, или же других фактических доказательств помимо моей памяти и

слов, владельцы мне отказали, – вздыхает она. – Я была убита горем.

Я смотрю на Сент-Клэра:

– Как вы познакомились?

– Через общих друзей, – отвечает Грета. – Они подсказали, что он мог бы помочь мне с

юридическими проблемами. Мы обсудили варианты в суде, но казалось нет никакого выхода.

Я уже утратила надежду вернуть эту картину, но он сказал мне верить ему. – Она бросает на

Сент-Клэра теплый взгляд. – А затем, пару недель назад, я получила посылку. – У нее в глазах

стоят слезы радости и благодарности. – Это было словно ко мне вернулась частичка моей

семьи.

Меня тоже одолевают слезы, и Грета протягивает мне платок. Я принимаю его и

промокаю глаза.

– Мне так жаль, что вам пришлось пройти через все это, – говорю я.

Она кивает.

– Этот молодой человек доказал мне, чтобы не происходило в этом мире, всегда есть

место красоте. Потому что истинная красота выдерживает испытание временем, – добавляет

Грета, на ее лице мудрость прожитых лет и жизненный опыт со всем хорошим и плохим, что

пришлось ей пережить. – Так же, как и любовь.

* * *

Выпив чая, мы покидаем Грету и возвращаемся в город. Я углубляюсь в раздумья, мне

так много надо осмыслить. Увидев Грету и услышав ее историю, я впервые могу понять,

Стелла Лондон

Искусство и Любовь # 3

почему Сент-Клэр оказался по ту сторону черты закона. Он сделал что-то хорошее для этой

женщины и памяти ее семьи, даже если Леннокс и власти с этим не согласятся.

Но если он не просто преступник, то что это значит для меня?