Мы пересекли площадь и очутились перед стеной школьного сада. Снова стало накрапывать.

Под пышными платанами, окружавшими здание, царила непроглядная темь. Дождь наигрывал в листве свою ни на что не похожую мелодию.

За ощерившейся решеткой высилось сумрачное здание школы.

Мы шли медленно, вглядываясь в темноту; потом я молча вскарабкался по прутьям, оттолкнулся от верха решетки и спрыгнул во двор. Приземлившись, я замер, не вставая с корточек, пристально глядя перед собой и ощущая кончиками пальцев влажный камень плит.

— Никого, — прошептал спрыгнувший вслед за мной Энрике.

— Похоже. А где Лусьо?

С улицы донеслось размеренное цоканье подков; проскакала еще лошадь, и все стихло.

Голова Лусьо показалась над прутьями решетки. Он перекинул ногу через верх и прыгнул, приземлившись с такой легкостью, что каменные плиты не отозвались ни единым звуком.

— Кто проехал?

— Патруль. Я сделал вид, что жду трама.

— Надевайте перчатки.

— Верно, из-за этих фараонов я и забыл.

— Ладно. Куда идти? Здесь темно, как…

— Сюда…

Лусьо взял на себя роль проводника, я вытащил револьвер, и мы направились к галерее второго этажа.

Впереди смутно виднелся ряд колонн.

И вдруг чувство невыразимого превосходства над ближними овладело мной настолько, что, крепко, по-дружески сжав локоть Энрике, я шепнул ему:

— Пойдем скорее, — и, забыв о всякой осторожности, зашагал размашисто, громко стуча каблуками.

Многократное эхо разнесло по двору звук шагов.

Уверенность в абсолютной безнаказанности сообщилась и моим товарищам, и мы все вместе расхохотались так громко, что с улицы на нас трижды тявкнул какой-то бездомный пес.

Надавав пощечин пристыженной опасности, мы бросали ей вызов под ликующие звуки фанфар и лихую дробь барабана; нам хотелось поднять на ноги всех, чтобы все видели, каким величием полнится душа грешника, с улыбкой попирающего закон.

Шагавший впереди Лусьо остановился:

— Предлагаю ограбить послезавтра Национальный банк.

— Ты, Сильвио, вскроешь сейфы своим аппаратом.

— Бонно, наверное, рукоплещет нам в аду, — сказал Энрике.

— Да здравствуют Лакомб и Вале! — воскликнул я.

— Эврика! — закричал Лусьо.

— Что с тобой?

— Придумал… Я же говорил!.. Мне надо поставить памятник… Придумал!.. Ну-ка, догадайтесь!..

Мы окружили его.

— Помните? Помнишь, Энрике, ювелирный магазин рядом с кино «Электра»?.. Серьезно, слушай, я не шучу. Туалет в кино без крыши… я точно помню; оттуда перелезаем на крышу магазина. Берем билеты на вечер и смываемся до конца сеанса. Через замочную скважину вдуваем клизмой хлороформ.

— Верно. Слушай, Лусьо, это будет знаменитое ограбление. И кто подумает, что какие-то мальчишки… Этим надо заняться.

Я закурил, и огонек спички осветил мраморную лестницу.

Мы бросились наверх.

На площадке Лусьо зажег фонарик, высветивший узкий замкнутый прямоугольник, от которого ответвлялся темный коридор. К дверному косяку была прибита эмалированная табличка с надписью: «Библиотека».

Мы подошли ближе. Дверь была старая, и высокие зеленые створки не доходили до пола примерно на дюйм.

С помощью рычага можно было запросто сорвать замок.

— Посмотрим сначала галерею, — сказал Энрике. — Там полно лампочек.

В коридоре мы нашли дверь, которая вела на галерею. Вода, клокоча, низвергалась вниз на каменные ступени, и при ослепительной вспышке молнии мы заметили у высокой, обмазанной битумом стены дощатую будку; дверь ее была приоткрыта.

По временам яркий свет молнии выхватывал из темноты далекий фиолетовый край неба, перечеркнутый неровным горизонтом крыш и колоколен. Черная стена зловеще, по-тюремному высилась на фоне грозовых полотнищ.

Мы залезли в будку. Лусьо зажег фонарик.

По углам были сложены мешки с опилками, половые тряпки, щетки и швабры. В центре стояла вместительная проволочная корзина.

— Ну-ка, что там? — Лусьо приподнял крышку.

— Лампочки.

— Посмотрим?

Мы нетерпеливо склонились под светлым пятном фонаря. Среди опилок выпукло блестело стекло электрических ламп.

— Не перегоревшие?

— Их бы выбросили, — но на всякий случай я внимательно осмотрел спираль. Лампы были абсолютно новые.