Шрифт:
– Мы подойдём к пропасти, когда народ откажет государству в праве существовать, в праве понимать, регулировать жизнь... Я сам неоднократно сталкивался с ситуацией, когда невозможно достучаться, дозвониться до тех людей, которые должны принимать решения в городе. Не к каждому чиновнику попадёшь, я бы даже сказал, что ни к какому чиновнику не попадёшь, если ты простой человек, не имеющий связей с руководством любого уровня. Люди, живущие в больших городах, совсем не защищены. Их никто не слышит, никто не реагирует на их обращения. Никто не понимает, какие боли в душах этих людей. Попробуйте подать какое-нибудь прошение, попробуйте решить самый элементарный вопрос. Я говорил неоднократно Ельцину и, наверное, в присутствии Владимира Владимировича повторял несколько раз: "Создаётся в России жестокосердное государство". Это путь в пропасть. В моём представлении Россия - это такой подросток, государство, которое мы ещё и не создали, ведь мы никак не можем понять, что такое государство в России, какое место, какие акценты у него есть, что это за организм? По всей вероятности, Россия - живой организм...
– Ещё цитата: "Надо быть с теми людьми, у которых есть воля и любовь к Отечеству, и любовь к жизни в этой стране. Быть с ними. Да, это может резко сказаться на карьере, на будущей жизни. Но степень жертвенности каждый выбирает сам. Быть, думать, стараться практическим образом чем-то помочь. Есть у нас движения "Живой город", "Зелёная волна", движение в защиту Новой Голландии и другие - это всё дозволенные законами и принятые обществом формы организации диалога с властью. Если вы поддерживаете, например, эти движения, ту часть людей, которым не всё равно, - возникает тот самый диалог с вашими современниками и с городом. Если вы решили уехать из страны, если тяжесть жизни здесь вам не по плечу, - уезжайте. Но если вы живёте здесь, то надо бороться". За что вы боретесь в Петербурге? Что вас так не устраивает, что тревожит?
– Меня тревожит, крайне беспокоит пренебрежение к сложившейся атмосфере, не устраивает фамильярное отношение к тому образу Петербурга - а на самом деле не только Петербурга, но и Екатеринбурга, и Нижнего Новгорода, и Саратова... Меня крайне не устраивают деградация в поведении людей, которые решают вопросы среды, архитектуры, культуры жизни города. Я имею в виду, например, высотное строительство или уплотнительное строительство в Петербурге и в других городах... И это беда всей России. Эти странные люди, которых у нас называют архитекторами, не имеют никакой - ни гуманитарной, ни прочей - программы и задачи, и самочувствия у них нет никакого. Они превратились в официантов. Я не знаю, есть у нас на самом деле архитектура или нет, и не понимаю, что у этих людей в душах. Они обслуживают власть, обслуживают строительный комплекс и в общем находятся в полном подчинении, являются частью этой системы разрушения. Как можно в Петербурге строить высотные дома? Вот как это можно делать? Город очень маленький.
– Если я не ошибаюсь, существовало правило, по которому не разрешалось строить выше Зимнего дворца. Зингеровская компания поставила чуть выше глобус над книжным магазином, который прежде был Зингеровским, и это было единственное нарушение... Вы хотели бы, чтобы всё так и оставалось?
– Я хочу, чтобы так и оставалось. Потому что Петербург уникален не только для России, но и для всего мира - второго такого города в мире нет. Он очень маленький, там чуть что-то сдвинешь, и центр города просто перестанет существовать. Петербург - абсолютно искусственное явление, он привнесён к нам европейскими архитекторами, нашим европейским опытом. Что делать с этим чудом, которое подарено нам старшей сестрой Европой, так в России и не поняли, русские архитекторы не знают, так как не создавали этого города, не придумывали его. А ведь его надо просто оставить в покое. И Дворцовую площадь, и Невский проспект... Дворцовая площадь в Петербурге работает Дворцовой площадью, не надо там ничего строить, не надо там ничего проводить - она сама по себе памятник архитектуры. И сам по себе каждый дом - памятник архитектуры, памятник времени. В блокаду люди боялись дверные косяки и оконные рамы вытащить и сжечь в печи, чтобы согреться - вот насколько велика цена этого города. Она неадекватна вообще никаким оценкам - это миллионы человеческих жизней.
– У вас есть противники? Кто?
– Конечно, противники есть. Я думаю, это подавляющее большинство архитекторов. И руководство города, как мне кажется. Вот только что произошла замена: одного главного архитектора сняли, назначили другого человека. Этот человек, в общем, идеолог высотного строительства, он сам когда-то строил в городе высотные дома и поддерживает это. Кроме того, общество охраны, вернее, организация КГИОП - охрана памятников культуры, находится в полном подчинении у губернатора. То есть не является независимой. А губернатор, конечно, находится в зависимости от всей структуры, от всего этого колоссального бизнес-муравейника и испытывает огромное давление. Я уж не говорю о газпромовском четырёхсотметровом сооружении. Его видно практически из любой части города. Но дело даже не в этом. Это же как грибница: стоит одному грибу вырасти - и весь город уже заполняют...
Башня страшна не только своей высотой, она провоцирует других на полное изменение сути города. А суть этого города в том, что он - цивилизационное достижение, ценность цивилизации. Это самый тяжело построенный город на самой северной окраине. Нигде в мире нет ничего подобного. На этих широтах в таких условиях поставить такой город и содержать его, защищать его - невообразимо.
– Завтра Александра Николаевича Сокурова назначают главным человеком и говорят: "Делайте в этом городе то, что вы считаете нужным". Какие ваши первые действия?
– Первое: я запрашиваю у правительства средства (а если нет - нахожу их) на то, чтобы снести верхние этажи всех недавно построенных зданий, которые уродуют, унижают город. Второе: я объявляю мораторий приблизительно на два года на всякое строительство в историческом центре города. на всякое! Собираю международную конференцию архитекторов и начинаю с ними советоваться, что делать в этой области. Также собираю международную конференцию специалистов, и мы решаем, что делать с транспортным движением в городе. И третью конференцию, международную, по исследованию всей геологии города - чтобы изучить всё, что есть под ним. Не получив абсолютно чётких, конкретных рекомендаций специалистов, я никаких решений принимать не буду. Решение моё не должно быть результатом подковёрных игр или какой-нибудь конкуренции, которая наверняка в городе существует, оно должно основываться на выводах специалистов - людей, которые знают, умеют и думают об этом...
– Отношения художника и власти - вечная тема... Вы касались её по-разному. В ваших фильмах "Молох", потом "Телец" и "Солнце" присутствуют Гитлер, Ленин и японский император Хирохито. При этом вы, в общем, не судите вождей, а говорите, что судить надо народ, это безумие миллионов - так вы это называете. Вы всерьёз? То есть такой человек, как Гитлер, не виноват? Виноват тот народ, который его поддерживал, выбирал, обожествлял?
– Если бы такие персонажи, которых называете вы, появились у нас из спор, были занесены из космоса, то как было бы всё просто. Но дело в том, что они принадлежат к человеческой породе. Каждый из них есть человек, и каждый есть носитель этой поразительной, удивительной, странной, страшной, какой-то породистой болезни. Нацизм - это породистая болезнь. Она абсолютно человеческая и, по всей вероятности, существующая очень давно. И важно составить историю этой болезни, понять, куда она распространяется, какой орган поражает в первую очередь, с чего начинается. И почему инфицируется так много людей сразу? Где тот носитель, где он? Это задача искусства: мы должны понять, разобраться, прочувствовать, осудить, на мой взгляд, или Бога, или народ. Я не судья, у меня нет на это сил, способностей и возможностей. Я могу спросить у Бога: "Господи, соблаговолишь ли ты разрешить мне заняться этим тяжёлым, малоприятным делом, десятилетиями готовиться к картине, думать, ворочаться всё время, возвращаться к этим темам? Разрешишь?" Наверное, разрешает.