— Гаузен, я тебя ненавижу! — разоткровенничался обитатель башни.

— А я тебя столько за свою жизнь навидался, что у меня есть полное право пропустить твои похороны. Но, как видишь, я решил не дожидаться, — огрызнулся юноша в ответ.

— Грязный мошенник! — возмутился жилец башни.

— У меня было у кого поучиться! Ты сам мне говорил, что если врать не ради собственной выгоды, то это и не обман даже! — парировал Гаузен.

— Как ты смеешь врываться и что-то требовать, неблагодарный мальчишка?! Все эти годы я старался помочь тебе, а ты, похоже, стал таким же негодяем, как и все люди! — заявил дядя Шел.

— Слушай сюда, старая вешалка! С тех пор, как ты меня бросил на произвол судьбы, я бы к тебе ни за что не пришел, не обратился к тебе за помощью, но помощь нужна не мне, а моему другу, — тут Гаузен понял, что от дяди зависит жизнь Ленона, и решил поменять тон.

— И вообще, что я сделал тебе плохого, чтобы заслужить такое отношение? Я же подарил тебе столько счастливых дней… своим отсутствием.

— Ладно уж, — пробурчал в ответ дядя. — Тащи его наверх, там разберемся.

И Гаузен, бросив сумку и взяв под мышки бессознательного Ленона, стал осторожно перетаскивать его по лестнице. Уже в комнате он уложил его на кровать, а дядя Шел начал внимательно обследовать несчастного.

— Ну, как он? — наконец не выдержал Гаузен.

— Ситуация критическая, — сурово произнес дядя, и Гаузен испуганно затих, ожидая смертельного приговора.

— В смысле, есть что покритиковать, — немного успокоил его дядя. — Зачем вы, два дурака, вообще сунулись на болота? А разбудить-то ты его пытался? Иголками колол? На ухо кричал?

— Я что, изверг какой-то? — возразил Гаузен, но дядя его не слушал.

— Синий язык! — раскрыл рот Ленону обитатель башни, — Если у человека язык посинел, то он либо умер, либо наелся черники. Ты ведь не кормил его черникой?

— Может, вино и впрямь было черничное? — неопределенно пожал плечами Гаузен, вспомнив про уже пустую фляжку. Об оставшемся варианте он боялся даже помыслить.

— Так-так, — продолжил осмотр дядя Гаузена. — Уж не следы ли зубов Миральды это?

— Ты знаком с некролдуньей? — округлил глаза юноша.

— Еще с тех самых пор, когда она была мертведьмой. Я даже ходил к ней на чай время от времени. Как-то раз она тоже пыталась отравить меня этим ядом. Я еле-еле унес от нее ноги и вернулся домой. Я заснул бы и не проснулся, если бы не моя многолетняя бессонница! Так что я все-таки сумел отыскать противоядие.

— И что ты сделал с ней после этого? — спросил Гаузен, имея в виду некролдунью.

— Перестал ходить к ней на чай, — равнодушно пожал плечами дядя.

— Мне жаль, что так случилось. Из вас бы вышла отличная пара, — презрительно бросил Гаузен.

— Она ничем не хуже большинства людей, — решительно возразил дядя Шел.

— Она пыталась превратить меня в ворона! — возмутился юноша.

— Мой немногочисленный родственник! Я всегда тебе говорил, что ты докаркаешься! — съязвил дядя. — Может быть, она хотела подарить ворона мне на день рожденья? Возможно, она даже хотела помириться?

— А ты был бы и рад такому подарку! — желчно прокомментировал юноша.

— И в правду, подарок из тебя никудышный в любом виде, — согласился дядя, и Гаузен обиженно примолк.

— К счастью, у меня осталось немного порошка, — сообщил радостную новость затворник. — После отравления я стал еще меньше доверять кому-либо и ожидал, что ей в любой момент может взбрести в голову нанести ответный визит.

Тут дядя начал шарить по полкам, бормоча что-то себе под нос:

— Терпеть не могу ходить в гости. Надо выбирать подарок, а ты не знаешь что дарить. Терпеть не могу принимать гостей. Подарят какую-нибудь ерунду, и ты еще останешься должен. Конечно, можно встречаться в таверне, ведь это ни к чему не обязывает. Но я терпеть не могу всякие там таверны!

— В последней таверне, в которой мы останавливались, обслуживание было ничего, — прибавил осторожно Гаузен.

— Я не с тобой разговариваю! — огрызнулся дядя, недовольный тем, что его перебили.

— У того, кто разговаривает сам с собой — собеседник, как правило, сумасшедший, — напомнил юноша.

— Что поделать, если я не могу найти себе собеседника, равного по уму? Вокруг одни только недоумки! — сердито возразил затворник, пропустив мимо ушей намек племянника.

— Даже если тебе кажется, что тебя окружают отборные мерзавцы, это еще не значит, что оставшиеся в мире люди такие же, — неожиданно для себя заступился за человечество Гаузен.

— Да много ты в жизни разбираешься? — одарив презрительным взглядом юношу, недоверчиво поинтересовался дядя Шел, — Меня уже никто не окружает на этом болоте. А если уж кому-то вздумается сюда занестись, то он точно редкостный негодяй, раз ему нигде в мире не нашлось места, кроме как на этом гнилостном клочке земли. Разве ты не понимаешь, что я, отослав подальше, пытался спасти тебя от всего этого кошмара? Ты представляешь, во что бы ты превратился?

— Нет, не представляю, — печально покачал головой Гаузен и серьезно посмотрел дяде в глаза. — Я вижу.