– А Ступакова-то у нас в актрисы собралась!

– Да ее детям показывать нельзя!

– Ну что вы, девочки, может быть, в новогоднем спектакле надо сыграть чучело.

– Да-да, кто-то ведь должен исполнять самую ответственную роль, - загалдела компания.
– Ей и гримироваться не надо!

Раздался взрыв хохота. Но Надя и бровью не повела. Открыв тетрадь, она принялась рисовать.

– Сань, слушай, а че за проблемы со Ступаковой? Чем она всем насолила?
– решил выяснить я.

– Да кто с ней общаться будет после того, что она сделала? Она же ненормальная. У нее давно кукушечку сорвало.

– В смысле? Что она сделала?

– Ну, с девчонками она давно не ладит. Я уж и не помню, чего они там не поделили в самом начале. В общем, Вика с Оксанкой как-то решили над ней прикольнуться. Заперли ее после физры в раздевалке, той, что подальше, на втором этаже. Ну, и оставили ее там... на ночь, короче, оставили.

– Ага...

– Да не говори! На самом деле, сами виноваты. В этих бабских терках не разберешься, кто прав, кто виноват. Ну вот, Ступакова просидела в раздевалке где-то до полуночи, может и дольше. Родители ее уже милицию вызвали. Они тут всю школу на уши поставили. А эта хоть бы закричала или в дверь стучала. Нет, она там своими делишками занималась... Когда дверь в раздевалку открыли, она стены разрисовывала, - Воробей покачал головой для убедительности.
– Тимон, ты бы видел эти рисунки...

– И что там?

– Блин, такой жести я в жизни не видел... Там даже милиционера на входе поставили, чтобы дети не смотрели. Только мы с пацанами по пожарной лестнице забрались и через окно подглядели.

– Ну, так что там было?

– Да полный капец там был, вот что! Она всех девчонок нарисовала...

Воробей выпучил глаза и выпалил:

– Мертвыми...

– Мертвыми?

– Ну, вот так... Помню, Вику она нарисовала с веревкой на горле и языком... И все, как настоящие... Жесть, короче!

– А она точно этих девчонок рисовала?

– Да, конечно! Ты знаешь, как она рисует?!

– Да, видел уже...
– буркнул я.

– Эта Ступакова ненормальная! Что у нее там в голове творится?... Ее тогда чуть из школы не выгнали.

– Ну, никто не заставлял запирать ее в раздевалке...

– Да про это даже не вспомнили потом. Ее родоки извинялись, извинялись... ремонт в раздевалке сделали за свой счет. Кое-как замяли. Если бы отец Вики узнал...

Начался урок, и больше я о Наде не спрашивал.

Весь день я порывался осуществить свой план, но осмелился подойти к ней, только когда закончился последний урок.

– Нам надо поговорить.

– Думаешь, стоит?

– Да, - я протянул ей альбом. Надя молча спрятала его в сумку.

– Не понимаю, зачем ты мне его дала. Рисунки, кажется, хорошие, но меня это не интересует, - сказал я небрежно и громко, чтобы слышал класс.

– Я в этом не разбираюсь, - продолжал я.
– Не знаю, что ты там себе нафантазировала... В общем, это была неплохая попытка обратить на себя внимание. Но, знаешь, ты мне не очень нравишься...
– теперь уже все, кто был в классе, с интересом наблюдали устроенное мной бесплатное представление.

Надя выглядела так, словно ее ударили. Пятна заалели на ее шее и щеках. Мне стало ужасно, невыносимо стыдно! Нельзя так обижать ее, но это был единственный способ отпугнуть упрямую девчонку навсегда. И тогда я нанес последний, самый гнусный удар:

– Эй, ну, ты не расстраивайся. Я не виноват, что ты в меня...

– Что!?
– слезы брызнули из ее глаз.
– Ты дурак!
– Она рванула прочь. Я спокойно посмотрел ей вслед и оглядел присутствующих. Все таращились на меня. Хмыкнув, я закинул на плечо сумку и покинул класс.

Я готов был умереть, провалиться в ад и гореть там вечно.

После этого позорного разговора я промаялся весь вечер. Чувство стыда жгло и разъедало изнутри. Мутило, как после удара под дых. Я без толку блуждал по холодному заснеженному парку, тому самому, где две недели назад увидел Надю в хлопьях падающего снега. Она показалась мне тогда такой нежной, ранимой... С тех пор снег шел каждый день, и весь парк превратился в огромный сугроб. Лишь расчищенные дорожки чернели местами.

Я все размышлял и прокручивал в голове события, связанные с Надей. Почему она все еще учится в этой школе? Неужели нельзя перевестись? Ее отторгают, словно чужеродный орган. А она каждый день возвращается в класс, как на битву. И я со своими объявлением... Гадство!

Ведь, она наверняка надеялась на меня. Во всяком случае, вряд ли ожидала, что я тут же приму условия игры класса. А я повел себя, как полная скотина! И это после того, как она неделю не отходила от моей постели. Ведь именно ее сострадание и непонятно откуда взявшиеся дружеские чувства насытили меня и вернули в сознание. Но в конце концов, разве не о ней я забочусь?

Я очутился на краю дорожки, потоптался немного, оставляя вмятины на снегу. Потом нагнулся, зачерпнул колючего снега и смял его в твердую ледышку. Бросок, в который я вложил все раздражение и злость, заставил снежок улететь куда-то в темноту парковых деревьев, за пределы светового круга, созданного последним фонарем.