Тут только я заметил хрупкую фигурку в кресле, свернувшуюся калачиком. Юрий Михайлович посмотрел на девочку.

– Устала, спит бедная. Да и я устал за эту неделю. Ох, и понервничали мы, Тимофей.

– Заберите Надю, пускай домой идет. Я уже в порядке.

– Да будить не хочется. Спит так сладко.

– Заберите. Пусть в другой комнате спит.

– Что ж, раз она тебе мешает.

Юрий Михайлович поднял Надю. Она не проснулась. Ее тонкая рука свесилась и раскачивалась, когда директор понес девочку к дверям.

– Может тебе что-то нужно?

– Принесите мой плеер и пару кассет, если можно.

Директор кивнул.

– Я пришлю к тебе Верочку с бульоном, - бросил он, протискиваясь в дверной проем.
– Поправляйся.

Мой второй день в школе... Всего лишь второй день.

Я стоял за углом, дожидаясь назначенного часа. Когда до звонка осталось пять минут, я, скрипнув зубами, тронулся с места. Успел как раз вовремя, залетел в кабинет вместе со звонком. Опустив взгляд, лишь бы только не попасться ей на глаза, я протиснулся в конец класса.

– Тут свободно?

Остроносый оторвался от учебника географии.

– Свободно, садись, - дернув плечом, ответил Воробей.

Начался урок географии. Молоденькая учительница проверяла присутствующих. "Невинный... Тимофей," - она метнула кокетливый взгляд в мою сторону.

– Ну и фифа, - хмыкнул я.

– Ага, - улыбнулся Воробей.
– Наша Любовь Александровна. Мы ее Фифой и называем.

Фифа цокала туда-сюда, то к карте, то к доске, записывая народонаселение какого-то государства. Добрая половина мальчишек пристально следила за каждым движением сиреневой юбки. Вторая была адептами белой шёлковой кофточки, точнее, выреза на этой самой кофточке... Девчонки тоже смотрели с благоговением, словно повстречали музу. Энергия тонкими струйками поднималась к потолку от доброй половины одноклассников. Я облизнулся от удовольствия. По всему выходило, что география здесь станет моим любимым предметом.

– А ты где две недели пропадал?
– поинтересовался Воробей, не отрываясь от учительницы.

– Да так, гриппом болел.

Весь урок я пытался сосредоточиться на поклонниках Фифы. Но аппетит портился, как только моя бывшая соседка оборачивалась, чтобы в очередной раз впериться в меня дотошными туманно-серыми глазами. Каждый раз я ощущал невероятное смятение, как будто был пойман на месте мерзкого преступления. Никогда ни один человек не производил на меня такого действия. Внутри что-то дергалось, и я чувствовал, что снова теряю контроль над собой. Это пугало и изматывало. Мне хотелось бежать, бежать как можно дальше, чтобы не чувствовать на себе этого разоблачающего взгляда, который, словно хлыстом, стегал меня всякий раз, когда она оборачивалась в мою сторону. Но не мог же я, в самом деле, опять сбежать с урока! Не получится все время бегать от нее. Я должен что-то придумать, каким-то образом заставить ее отвязаться от меня.

Я с нетерпением ждал конца урока, но лишь прозвенел звонок, Надя встала и уверенным шагом направилась в мою сторону. Одним движением я смел свои вещи в сумку и, словно вор, бросился бежать из класса по соседнему проходу.

Наши догонялки продолжались весь день. На переменах я приклеивался к Воробью и, не отставая ни на шаг, заваливал его вопросами о всякой ерунде, лишь бы только не дать Наде вклиниться в наш разговор.

– Сашка, у тебя есть что-нибудь послушать?

– Есть "Кино", "Агата Кристи", "Чайф".

– Понятно.

Стандартный суп-набор...

– А что-нибудь поинтереснее?

– Например?

– Ну, типа вот этого.

Я засунул ему в ухо наушник. В плеере играла "Lacrimosa".

– Это че за симфония такая?
– Воробей поморщился.

– Это готик-рок.

– Нифига на рок не похоже. Уфф... Они на немецком, что ли, поют?

– Ну да.

– И тебе нравится эта хрень?

Я уже, было, хотел отстать от него, но Надя в очередной раз метнула взгляд в мою сторону и, казалось, была готова опять сорваться с места.

– Хорошо, давай попробуем вот это.

Я поменял кассету в плеере.

Только бы продержаться до конца перемены.

– А это че?

– "Therion". Направление - симфонический металл.

– Ну, тут, конечно, поживее.
– Воробей недоуменно приподнял бровь.
– Но они ж там хором поют...

– Тебе не нравится?

– Честно?

– Понятно.

Я достал еще одну кассету.

– Тогда последняя попытка. Моя любимая на сегодня. Так что буду признателен, если соврешь. Эта кассета мне просто чудом досталась. Их практически нигде не продают.

– Ну, давай, - Сашка вздохнул и опять засунул наушник в ухо.

– Слушай, так этих я знаю!
– воскликнул он с облегчением.
– Это ж Metallica, только без слов.

– Не, чувак. Это Apocalyptica, каверы на Металлику на виолончели.

– Неплохо. Только Металлика все равно лучше.

Надя все-таки подошла к нам. Я посмотрел на нее, пытаясь сделать взгляд как можно более суровым.

– Чего тебе, Ступакова?
– громко спросил я.

Многие обернулись. Кое-кто одобрительно хмыкнул. Я чувствовал себя гадко. Надя опустила глаза и шумно выдохнула. Потом развернулась и зашагала прочь.