– Не хочу, потом как-нибудь, - уклончиво ответил я водителю, - поехали домой. Назад, в смысле назад.

Я молча бродил по своему огромному, пустому и никому не нужному дому, не в силах ни заснуть, ни выпить рюмку коньяку (не могу преодолеть страх пить в одиночку). Зайдя в кабинет, увидел на столе кипу непрочитанных газет. Почитаю, может, сумею отвлечься.

Привлекло обширное интервью известного писателя, "классика отечественной литературы".

Он с гордостью заявлял, что всегда был "неудобен власти", но с "удивлением" констатировал, что "не был обойден вниманием" высшего руководства страны, получая награды и звания. И теперь, в новое рыночное время, он продолжает отстаивать свою личную, не всегда совпадающую с мнением большинства, позицию.

– Пусть все боятся, - с пафосом выдающегося мыслителя современности изрекает он с газетных страниц, - мне, в силу преклонных лет, бояться нечего. Я заявил лично президенту то, что не могут сказать другие, опасаясь вызвать его гнев. Считаю, что наш президент достоин звания Народного героя страны и высшей награды "Золотой звезды".

Далее стало ясно, чем вызван его столь "смелый" и "решительный" поступок. Оказывается недавно принято решение издать очередное творение классика за счет государственных средств.

– Наконец, наше правительство, - с правительством классику литературы можно не церемониться, раз уж самого президента не боится, - стало обращать внимание на нужды народа в духовной пище, приняв долгожданное решение выпустить мой труд, плод многолетних и мучительных размышлений.

Осилить интервью не хватило сил, и я перевернул страницу. Обратил внимание на статью, как было сказано в подзаголовке, молодой, но очень талантливой женщины, режиссера провинциального театра, путь которой, по мнению автора, лежит на лучшие театральные сцены страны. Режиссерша рассуждала о роли и путях развития современного театра.

– Дальнейшее топтание на месте было бы преступно, - безапелляционно утверждала она, - без сценического осмысления такой глобальной, я бы даже сказала, эпохальной фигуры, как наш президент, развитие театра, литературы, кино и всего искусства в стране, становится невозможным. В противном случае, нам грозит очередной застой, отрыв от народа, прозябание на задворках мировой культуры.

Вы думаете это подхалимаж? Нисколько. У автора на этот счет убийственные аргументы.

– Есть ли такие страны, в театрах которых не были бы поставлены спектакли о своих королях, царях, президентах?
– вопрошает она.
– Нет. Каждый народ стремится увековечить в искусстве своих руководителей. Даже Голливуд в погоне за максимальной прибылью не забывает об этом, изображая своих лидеров, как мудрых и смелых руководителей. Так можно ли нам оставаться в стороне?

Абсолютно согласен с утверждением, что путь автора лежит на лучшие театральные сцены. Только почему "лежит"? По-моему, он бежит и очень прытко.

Звонок телефона прорезал гнетущую тишину, заставив вздрогнуть. Нервы ни к черту!

– Батыр, прости, не могла позвонить раньше, - это была Рима, - я только что от нее!

– - От кого?

– От жены Тахира. Только, пожалуйста, слушай и не перебивай, - она волновалась, торопясь сообщить что-то очень важное, - это его прихоть. Он хочет отель. И он ему обещан на День рождения. А День рождения у него завтра! Ты понял меня?

Она так торопилась все выложить, что я невольно улыбнулся.

– Хотела тебя предупредить, чтобы ты не допустил ошибки. Если ты будешь сопротивляться, то вызовешь гнев, ты понимаешь - кого? Алло, ты слышишь меня?

– - Да-да.

– О тебе и Марате у них самое лестное мнение, если, конечно, ты не будешь упрям. Это ее слова. Ты меня слышишь?

– - Да, слышу.

– - Я так волнуюсь за тебя, Батыр. Почему ты молчишь?

– - Слушаю тебя.

– Мне кажется, Марат давно это понял и смирился. Но я беспокоюсь за тебя, ты бываешь такой упрямый. Соглашайся, прошу тебя, в конце концов, это только кредит, вот пусть они и погашают его. Ты где?

– - Здесь.

– - А за папу не беспокойся, я сумею его убедить. Обещаешь?

– - Я сегодня подписал все бумаги по отелю.

– Так быстро?
– она разочаровано вздохнула, - Тогда извини, спокойной ночи.

Последней вычеркнула меня Рима.

Рима

"Я сижу на лекции"

Но папу убедить не удалось. Он был разгневан, я догадалась об этом по его глазам, от них исходило холодное радиоактивное излучение.

– Ты считаешь, что этот сопляк, пусть он зять президента, имеет право посягать на то, что создавалось мною ценой огромных усилий?

– Но что поделать, папа, это наша действительность. Не подавать же на него в суд.

Папа заинтересованно посмотрел на меня.

– Моя девочка, - он ненадолго задумался, - может быть, я ошибся, опираясь на Батыра и Марата. И не принимал в расчет тебя.

Он нежно и чуть тревожно взял мою руку.

– Но я хотел оградить тебя от..., - он сделал паузу, подбирая подходящее слово, - мерзости.