Ага. Все понятно. Да я с таким объяснением теперь просто обязан Шумахером стать!

— А какая газ, какая тормоз?

— Миш, отвали…

Понятно. И теперь мы катались по всему городу, ликвидируя особо ценных «товарищей» группировки. А гражданин Бароев вспоминал все новые и новые фамилии, их подробности деятельности и адреса. Потому что пока он их вспоминал, был жив. А кто же не хочет жить на белом свете?

Расправа была короткой. Я проходил сквозь дверь, докладывал обстановку, иногда открывал последнюю. Затем врывалась наша Немизида, как я прозвал ее про себя, и приканчивала «клиента», или клинком, когда шуметь не стоило, или из трофейного ментовского пистолета, когда шум роли не играл, а эффект произвести было нужно. Михалыч в это время караулил чеченца, пуская слюни и облизываясь, но мне показалось, тот с удовольствием бы остался хоть на целую вечность в компании с кровожадного десантника, чем на несколько минут рядом с милой и хрупкой ведьмочкой.

Под утро все устали неимоверно, вымотались. Возможно, не столько физически, сколько эмоционально, но это роли не играло. Потому больше церемонились и били «клиентов» там, где бог пошлет. Или дьявол.

Одного, из милиции, нашли на свадьбе, где замочили при десятке свидетелей. Другого в кабаке, тоже при свидетелях. Еще троих закололи в своих постелях, рядом с женами или любовницами. Свидетелей наших деяний осталось великое множество, но на это в том числе и был расчет. СМИ органы прижмут, но «сарафанное радио» в народе молву разнесет. И те, кто придет на смену наказанным, трижды подумают, чем может обернуться для них деятельность. Да и переменами все же в стране запахло — кто знает, может и до этого медвежьего уголка жесткая рука нового Хозяина доберется? А вдруг?

Тяжелее всего работалось в тех домах, где были дети. Хотелось выть и лезть на стену от ненависти к себе. Но так не честно. Если уж взялись избавлять мир от подонков, надо делать это до конца. Потому что необходимо было с самого начала принять за аксиому, что у этих подонков могут быть дети, и мы сделаем их сиротами.

Да, это здорово — нажимать на спуск и убивать вооруженного бандита. Когда один на один, а он сопротивляется. Но почему же так трудно убить его же в своей постели? Когда рядом спит жена, а в соседней комнате ребенок? А ведь это тот же самый бандит! Но мы каким-то чудом держались. Из последних эмоциональных сил, на голом ощущении, что обратной дороги просто нет.

«Миш, у нее свой Путь. Она может судить» — сказала мне в одном из домов, огромном коттедже с лабиринтами комнат, Консуэла. — «А ты не можешь».

«Потому, что она пострадала от них в детстве, а я — нет?»

«И поэтому тоже. А еще… Она не такая, как все. Она — орудие. Наше карающее орудие».

«Ваше? В смысле Конторы?»

Пауза.

«Не совсем. Но ей можно делать кое-что в определенных пределах, она не перейдет грань. Тебе — нельзя».

Всё ясно, что ничего не ясно. Ладно, оставим этот очередной высокофилософский спор на потом. Сейчас у нас были дела куда важнее…

Есть, нашел эту долбанную спальню. Хозяева мирно досматривали предутренний сон. Кратко описав путь наверх, принялся ждать, прямо здесь в подпространстве. Детей в доме нет, видно, отправлены куда-то по случаю лета.

А вот и Настя — шатается, но крепится. Достала пистолет. Люди проснулись, завозились. Женщина вскричала. Мужчина попытался вскочить и что-то завопить, но ему помешали оглушающий хлопок и аккуратное отверстие во лбу.

— Пошли.

Это мне. Она чувствовала меня в подпространстве с каждым часом всё легче и легче.

Спустились, сели в машину. Я повернул ключ и нажал на газ. Машину привычно резко дернуло, Михалыч привычно матюгнулся, и мы помчались дальше.

Хотя по времени был самый мертвый час, город уже не спал. То тут, то там пролетали машины с сиренами и мигалками. На нас внимания пока никто не обращал, но мне все это не нравилось всё больше и больше. Спецслужбы зачесались, зашевелились. Конечно, у нас, на Кавказе, всех подняли бы в штыки после первых же выстрелов, вплоть до ВДВ и бронетанковых войск, но и здесь ребята еще не совсем обленились.

— Хватит по городу носиться, скоро рассветет, — подала голос бледная, как смерть, Настя, подтверждая мои мысли. — Да и не нравится мне это оживление. Еще чуть-чуть, и войска начнут стягивать. Отвод глаз — вещь хорошая, но если город реально обложат, можем не вырваться.

Это точно, не вырвемся. Орден вообще-то ведет на нас охоту. И очевидно, уже среагировал. Как только вертолеты и машины с колдунами появятся в окрестностях, песенка наша будет спета.

— Так что валить отсюда надо, и побыстрее, — закончила она напрашивающуюся мысль.

— Что предлагаешь? — оживился афганец. — Ты же хочешь еще что-то предложить?

А он проницательный тип! Мне показалось то же самое. Настя кивнула.

— Мелочь мы пошерстили. Продажных шкур проредили. Теперь нужно заняться крупной рыбой.

— Эк замахнулась, Настюш! — воскликнул десантник. — Ты даже не представляешь, что там! Там целый поселок, маленький город, огороженный двухметровым забором! Его охраняют спецы, сплошняком бывшие ветераны! И из армии, и из спецуры! Вооружены не какими-то пугачами, а поголовно автоматами! И умеют парни с ними обращаться, не этим бандюкам чета, — Михалыч несильно стукнул стиснувшего зубы Бароева в бок.