Он видел только холст и пятно белого нежного лица Анны в резко очерченном овале.

Принцу Антону вся эта возня с двойным портретом казалась пустой и ненужной затеей императрицы, оспорить которую он конечно же не мог. Да и сам живописец производил на него довольно странное и неприятное впечатление. "Все эти пиктуры с придурью, — думал Антон, бледнея от злости. — От них всего можно ожидать. Давно известно: художники и сумасшедшие — одного поля ягоды".

Принц с недоумением увидел на лице Матвеева ухмылку и несколько даже взъярился. Но вдруг живописец сделал два больших шага к Антону. Тот вздрогнул от неожиданности. Это не скрылось от Анны, и она, не показывая виду, от души веселилась. Испуг принца не ускользнул и от Андрея. Но внешне он оставался сосредоточенным, нахмуренным, погруженным в работу.

Антон негодовал. Он презирал этого самодовольного, дерзкого моляра и смотрел на него с нескрываемым раздражением. "Всыпать бы ему горячих, чтоб знал свое место!" — думал принц.

А живописец поводил головой в сторону, смотрел в кулак, отходил в дальний угол комнаты, снова подходил к холсту, что-то там тер, размазывал, подтирал, скреб. В его угрюмых глазах загорались веселые искорки, по тонким губам пробегала довольная улыбка.

Антон недоумевал. "Что бы это, — думал он, — значило?"

— Получается? — нетерпеливо спрашивал он у художника.

— Непременно получится, ваше высочество, — односложно отвечал Матвеев.

Антон досадовал, что принужден тратить время, которое он мог бы с большей пользой употребить в обществе юной француженки, капризной пылкой камерфрейлины Мари.

— А ты обучался у Каравакка? — спросила Анна у художника.

— Он желал меня привлечь, ваше высочество, к учению у себя, — отвечал Матвеев. — Полагая ошибочно, что я в том весьма нуждаюсь. Сие могу объяснить тем лишь, что иные иноземцы думают, будто русские все еще находятся в глубоком невежестве. Мы же убеждать их можем самим делом, что они в таком своем мнении изволят заблуждаться!

— Да, — сказала принцесса, — русские не раз показали себя. Есть среди них отменные мастера живописного художества.

— Осмелюсь спросить, ваше высочество, вы любите ли на качелях качаться? — негромко спросил Андрей у Анны.

— Да, — быстро ответила она, — это прелестно. А почему ты спрашиваешь? — удивленно сказала Анна.

— На качелях человек счастлив, ваше высочество. Все внутри обрывается… Ничего более не надобно. Подобное и в живописном художестве. Когда получается что в задумке. Не знаю, как объяснить, но вы это поймете, ваше высочество.

— Да, я очень понимаю, — задумчиво сказала Анна, и лицо ее сделалось грустно.

У Анны было мало общего с Ориной. Но все же какое-то неуловимое сходство существовало. То ли в выражении лица, то ли в глазах. Жену свою Андрей обожал и теперь, как в первые годы супружества. Считал ее для себя невероятным ангелом.

Ему хотелось видеть Орину свободной от забот по дому. Чтоб не стирала, не варила, не обихаживала детей. Чтоб была гордым, красивым животным, каковым, по мнению Матвеева, надлежит быть истинной женщине. "Такой я ее и напишу! В этом ожерелье и в царском платье, — решил Андрей, — эта картина — крик любви".

Здесь, рядом с Анной, жизнь представлялась Матвееву светлой и полной. Он работал, соображась со своими набросками, сделанными раньше. Взглядывая на Анну, он старался бежать внешней похожести, старался изучить, насколько возможно, все ее особенности. Постичь душу и даже уловить наклонность мыслей. На принца Андрей смотрел косо.

Он видел одну Анну. Ему неожиданно захотелось поцеловать ее. Но невозможно, никак нельзя. Головой поплатишься за одно только желанье, да еще этот с угреватым лицом сверлил его рыбьими глазами.

— Живописцу, вероятно, открывается в людях много злого, нечистого? — снова спросила Анна у Матвеева. — Вы ведь насквозь видите. — И поглядела на Антона, который вслушивался в их разговор с явным недоброжелательством. Они разговаривали по-русски, а он почти ничего не понимал. "И откуда у этого живописца взялось такое словотечение?" — думал принц.

— Ваше высочество, — воскликнул Матвеев, — вы очень правы! От нашего глазу не укроешься. — Он даже топнул ногой от удовольствия.

Принц Антон дернулся и остолбенел. "Распустили этих моляров, они имеют еще наглость топать и выкрикивать в царском дворце".

А живописец растирал весь холст большим пальцем, держа кисти во рту. Он горячо добавил:

— Художеству, ваше высочество, всем нашим творениям, потребно вечно бдящее, совестливое сердце. Без душевного трепетания и к холсту нет нужды подходить. Оно одно способно возвысить живописное дело, одушевить его.

Андрей потер рукой подбородок, оставив там жирный след черной краски. Анна улыбнулась, даже Антон осклабился. Но живописец этого не заметил.

— Я знаю совершенно точно, ваше высочество, что такое грех в живописи, но что такое грех в жизни, этого мне знать не дано. С этим всечасным терзанием души я и помру, ваше высочество. Простите мою болтливость.