— Хомут же надо перевернуть, — заметил Гриша.

— А вихрь, считай, такой, что и черта вверх тормашками перевернет, не то что хомут! Так вот я, считай, и хотел…

— Хорошо, дядько Петро, — успокоил его Гриша, — мы займемся вашим делом. Идите работайте…

Посмотреть, как встретит Беззаботного коварная оппозиция, Гриша не смог, потому что в кабинет вошла… Дашунька.

— Ты? — удивился Гриша.

— Я. А что, нельзя?

— Да почему же? Только я думал, ты на фермах…

— А я на пастбище еду, по дороге и забежала. Посмотреть, как ты тут… Ты что — курил? Полно дыма.

— Закуришь тут…

— А это что в пепельнице? Пепел? Что-то сжег?

— Доведут так, что и сам сгоришь.

— Вишь, как я вовремя! Не следовало соглашаться! А уж если избрали, то используй хотя бы свободное время…

— Какое время, где ты тут его нашла?

— Найдешь! Сумеешь найти. Это же не комбайн, который должен косить днем и ночью. Вот пока имеешь время, поступай на заочный, заканчивай институт и беги отсюда, пока цел! Слышишь? Ну, я побежала, меня машина ждет! Да открой окна — дышать нечем!

Дашуньку сменил директор школы, тот самый, который на похоронах старого Щуся выскреб из каких-то давних историй сообщение о том, что у казаков когда-то был полковник по фамилии Самусь. С тех пор веселоярцы смотрят на директора как на человека неуместного, а сегодняшнее его посещение было и вовсе ни к чему. Он не успел и поздороваться как следует с новым председателем сельсовета и сразу же бросился в наступление:

— Товарищ Левенец, кого вы мне привезли?

— А кого я вам привез?

— Ну, этого Пшоня. Где вы его взяли?

— Разве я его где-нибудь брал? Он сам взялся.

— На мою голову! Это ведь не человек, а какое-то стихийное бедствие!

— Может, не только на вашу, но и на мою голову? А откуда взялся — это дело райнаробраза. Он подбирает кадры.

— Кадры! — застонал директор. — Пшонь целое утро мучает меня какой-то справкой на свинью! Ну, скажите мне: какое отношение может иметь директор школы к чьей-нибудь там свинье?

— А я, по-вашему, должен иметь?

— У вас объединяющая власть.

— Что касается власти, тут еще надо разобраться, — спокойно заметил Гриша. — У меня как-то не было времени, чтобы заметить, имею я какую-нибудь власть или нет. Надо мной — да. Надо мной власть имеют все, и безграничную, а я… Что касается Пшоня, то разберемся. Кто-то же его сюда прислал? Не упал же он с неба?

— Если бы в самом деле упал с неба, им бы хоть наука заинтересовалась, — горько улыбнулся директор. — А так — что?

— А так — придется нам, — успокоил его Гриша, может, впервые за этот день почувствовав ответственность своего положения.

Так успокоив директора и проводив его к лестнице, Гриша заглянул в комнату, отведенную для Вновьизбрать, и увидел там своего уважаемого предшественника, который стоял у окна, о чем-то жестами переговариваясь то ли с Обелиском, который стоял здесь же, то ли с оппозицией между клумбами. Про оппозицию Грише стрельнуло в голову, когда заметил босые ноги посыльного. До сих пор он как-то не обращал на это внимание, а теперь вот невольно обратил. Все же должностное лицо, в государственном учреждении, а такая, можно сказать, несолидность. А может, это он в знак солидарности с босой оппозицией?

— Видели, вон там, между клумбами? — спросил Гриша. — Я на них с утра смотрю. Подсылают ко мне то одного, то другого. Хотят вывести из равновесия. Что это, Свиридон Карпович, — оппозиция или как?

— Оппозиции, говорится-молвится, в Веселоярске нет, — спокойно объяснил Вновьизбрать, — у нас монолитное единство.

— Хорошо, я не против единства, но ведь дышать не дают. Оглушили жалобами и всякой мелочью.

— А это, говорится-молвится, может, народный контроль. Проверяют, как справляешься.

— Не слишком ли много проверяющих на один день? А тут еще Крикливец. Требует какие-то данные. Разве и сельсовет должен посылать сводки? Я думал только колхоз.

— Спроси Ганну Афанасьевну, она все знает. Я уже лет десять ничего в район не писал. Ты спроси у Ганны Афанасьевны, спроси. Она, говорится-молвится, переживает. Женщина.

Ганна Афанасьевна сразу же принесла Грише целую охапку бумаг, но не дала в них углубиться, сообщив:

— Там прибыли лимитрофы.

— Кто-кто?