Шрифт:
Гриша не мог прийти в себя.
— А ты же ему что? — наконец простонал он.
Педан свистнул.
— А что я ему?
— Мог бы ты сказать, что для меня ни слава, ни деньги…
— Да кому говорить, кому?
— Кто же это мог вот так обо мне?
— А оно тебе нужно?.. Я и сам тут ему малость… гм-гм!.. Так что ты не переживай. А только мое мнение такое: беги отсюда, Гриша, пока не поздно! На мне этот гад поскользнулся, а кто-нибудь, глядишь, и согласится вот так против тебя наподличать… Ты ночей не спишь, из сил выбиваешься, а эти гады… Плюнь, Гриша, и успокойся!
Гриша не мог успокоиться от неожиданности и возмущения.
— Послушай, Педан, как же это так? Выходит, если я председатель, то и кур своих не корми, и поросенку травки не нарви, и гвоздь в стену не забей? А кто же это должен делать? Что мы — графы, князья, бояре?
— Да разве я знаю? — сплюнул Педан. — Мне оно все равно. Я этому гаду все объяснил популярно, то есть по морде с обеих сторон. А только ты знаешь, Гриша, как оно бывает… Убегай отсюда, пока не поздно!
— Не убегу! — крикнул Гриша упрямо. — никакая сила меня!..
Но сила нашлась. Дядька Обелиск ночью, пешком, босой прибежал на свеклу и сообщил своему председателю, что на его голову снова упали какие-то проверяльщики.
Вот здесь и лопнул обруч терпения нашего героя. Он не поверил.
— Меня? — переспросил дядьку Обелиска.
— Лично и персонально, — подтвердил тот. — Приехали вечером и уже требуют. Промокли насквозь. Я их к Наталке на горячий борщ.
— И действительно меня? — никак не мог поверить Гриша.
— Говорят: сельского руководителя требуют как класс.
— Ну, гадство! — ругнулся Гриша.
Теперь он уже сожалел, что до сих пор не рассказал ни Свиридону Карповичу, ни Зиньке Федоровне, да и вообще никому о том, как его терзали то за коз, то за институтскую справку, то за нерожденных детей. Какая там еще морока свалилась ему на голову?
— Утром буду, — сказал он дядьке Обелиску. — Накормите там их, дайте поспать.
— Да поспят они у нас, как класс! — пообещал дядька Обелиск.
ПУХ-ПЕРО
Ганна Афанасьевна уже была на своем секретарском посту. Все учреждения держатся на секретарях. Если бы автор был поэтом, он бы написал оду секретарям. Председатели возглавляют, а делают все секретари. Ну, и так дальше. А может, и лучше, что автор не поэт и не пишет од? А то сгоряча понаписал бы и о том, что надо, и о том, что не надо.
Ганна Афанасьевна достойна и од, и панегириков, и величальных песен.
— Что тут у нас, Ганна Афанасьевна? — спросил Гриша.
— Комиссия по защите окружающей среды. Чуть ли не из столицы.
— Сколько их?
— Двое. Мужчина и женщина. Женщина молодая и красивая, а мужчина с бородой и голый.
— Совсем голый?
— Да не совсем. Что-то на нем есть, да только такое, что и не приметишь.
— И вы его в сельсовет пустили — голого?
— Я сказала, что в трусах сюда негоже, а он говорит, что это не трусы, а шорты, то есть коротенькие штанишки.
— Так что же он — пионер?
— Да с бородой же! Ну, я и в этих шортах не пустила. Говорю: без председателя сельсовета не могу.
— А что же мне с ними делать?
— Вы ему авторитетно скажите.
— А приехали зачем?
— Говорят: гусиный вопрос.
— Гусиный?
— Дали мне задание, чтобы подготовила справку о количестве гусей на территории нашего сельсовета в частном секторе и в коллективном пользовании, сколько голых, а сколько оперенных, какой процент падежа, а сколько выжило…
Гриша слушал и ушам своим не верил. Наконец он пришел в себя.
— Ганна Афанасьевна, а не могли бы мы купить робота?
— Робота? Что вы, Григорий Васильевич, разве это возможно?
— Теперь нет ничего невозможного. Купить такую железную чертовщину, чтобы стояла здесь и железным голосом отвечала на все глупости, которые взбредут кому-то в голову!
— У нас нет ассигнований даже на простенького робота, — объяснила ему Ганна Афанасьевна, — а вы еще такого хотите, чтобы говорил! Он же, наверное, очень дорого стоит.
— А мы с вами, выходит, бесплатные?
— Да я же не знаю.
— Ну, ладно, Ганна Афанасьевна. Будем отбивать штурм гусиной комиссии. Вы уже подготовили справку?