– Да нет, - сразу же стушевался он. То-то же! Но нашелся он тоже достаточно быстро: окинув меня тем самым взглядом, которым он обычно смотрел на вырез блузок, Александр Андреевич уставился на ту часть, где находится грудь.
– О, Громова, - радостно начал он, - у тебя и сиськи есть!

Густо покраснев от кончиков ушей до ноготков на пальчиках ног, опустила взгляд в пол, нервно сцепив руки за спиной в замок.

– А вам какое дело - есть у меня грудь или нет?
– тихо спросила я, не поднимая глаз. Кеды у него, кстати, крутые. И дорогие. Значит, ещё один мажорный мальчик, и заменяет не потому, что учитель в декрете, а его просто богатенькие родители протолкнули. Такому, как он, хорошо подошла бы Люба, а не я. Она такая же: зависит от денег моего отца, а без них пустышка.

А к чему это я там себя приплела?

Тайна, покрытая мраком…

– Как какое, Громова?
– похабно улыбнулся учитель. Я этого видеть не могла, но по голосу поняла, что это так.
– Чем больше девушек радует мне глаз, тем лучше! Да и у таких оценки повыше будут, - закончил он, а я задохнулась от возмущения. То есть, насколько я поняла, хорошие оценки будут получать только те, у кого вырез поглубже? Или кто переспал с ним? Система, конечно, хорошая, но есть в ней один такой изъянец…

– А у парней такой же критерий оценивания?
– тихо спросила я, опустив голову ещё ниже.

– О чем ты?
– недоуменно спросил новый учитель и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– С парнями вы тоже спите за оценки?
– популярно спросила я и осмелилась поднять глаза.
– Я определенно была лучшего мнения о вас, хотя, - многозначительная пауза и громкое: - это многое объясняет в вашем поведении.
– Намёк был более чем прозрачен.

Александр Андреевич сначала удивленно посмотрел на меня, потом до него, видимо, дошёл смысл слов, ибо учитель раздражённо сжал кулаки. Однако суженные глаза, сведенные на переносице брови, губы, растянутые в тонкую полоску, и часто вздымающаяся грудь говорили о том, что молодой учитель в ярости.

И, конечно, не в моих правилах доводить людей, но это было чертовски приятно!

Только этот мажорик хотел что-то сказать, как дверь в класс открылась, и вошли Донцовы.

Увидев новенького учителя в моём скромном обществе, девушки изволили устраивать ревность.

Поэтому, облепив Александра Андреевича с обеих сторон, под мой безразличный взгляд, увели его к учительскому столу.

А обозленный барин, гневаясь на меня несчастную, покорно следовал за весело щебечущими девушками, которые оделись как уличные девки…

Та-а-ак, со старорусской литературой пора завязывать, а то “барин”, “уличные девки” - перебор на сегодня.

Встряхнув книгу, села за свою парту и принялась искать утерянную страницу.

Даже примерный номер не помню.

Хотя… Название части помню, а там почти середина была…

– Громова, - я повернула голову назад и увидела довольную до нельзя Милену.
– Как дела?
– заискивающе спросила девушка.

– Хорошо, - осторожно ответила я, - а что?

– Как в клуб сходила?
– спросила девушка, и на нас сразу посмотрела добрая половина класса. Новенький учитель и его “эскорт” тоже.

Зажав обнаглевшей шатенке рот, дождалась, пока эта дура перестанет смеяться и прошептала:

– Отлично, что за вопросы? Могло быть по-другому?

– Нет, конечно, это ж твой любимец!
– она откинулась на стул и надула пузырь арбузной жвачки. Она хоть когда-нибудь перестанет её жевать?
– Тебя хоть не спалили, начинающий Тарзан?

– Почему Тарзан?
– удивилась я.

– Ты из дома как сбежала?

– По дереву, - ответила я, немного не догоняя в чем, собственно, дело. А потом до меня дошло.
– Ах ты ж с… с…

– Договаривай!
– насмешливо сказала Ростова, пытаясь откровенно не заржать.

– Плохой человек, вот кто!
– победно сказала я, задирая к верху указательный палец.
– И хрен тебе, а не Агатины вафли!
– это был удар по больному, ибо Мила просто обожает эти вафли.

Девушка, нахмурившись, сложила руки на груди и пустила слезу…

Вот всегда удивлялась этой её способности: если девушка не получала желаемого, она начинала плакать. Причём внешних признаков расстройства не было, только вот такие молчаливые слёзы.

– Ладно-ладно, я поняла.
– Достав из сумки пластмассовый контейнер с красной крышечкой, протянула его сразу же разулыбавшейся девушке.
– Держи свои вафли. Кушай, не обляпайся.

Счастливо оскалившись, Мила вырвала контейнер из моих рук и ускакала истреблять мой завтрак, предварительно бросив мне:

– Я бы на твоём месте рукава-то натянула.

Последовав совету девушки, натянула рукава по ладони, тем самым скрывая штамп клуба, и, широко зевнув и прикрыв рот ладошкой, повернулась обратно, тут же натолкнувшись на пронзительные голубые глаза, как-то неодобрительно разглядывавшие меня.