Удивленно подняв брови, девочка бухнулась прямо на колени, не жалея новенького комбинезона, в который была упакована, и принялась что-то сосредоточенно черкать в тетради. Я тоже решала этот пример, только в уме. Сложноватый для её годов, кстати.

– Вот! Так?
– она снова сунула тетрадку мне в нос.

– Дальше, - терпеливо попросила я, она послушно отодвинула тетрадь, и я начала бегать взглядом по строкам.
– Да, только в конце минус потеряла. За знаками следи.

Она кивнула, снова падая на колени и записывая ещё что-то.

– Слушай, а папа твой где?
– Я нагнулась вперёд сильнее, чтобы видеть, что она там калякает.

– К нему друг его старый пришёл, и он там ссыт кипятком от счастья, как говорит мама.

Девочка просто огонь!

Даже не замечая этого, своей простотой и непосредственностью она покорила меня! А её длиннющие косички просто чудо. Да и вся она была больше похожа на уличного сорванца, чем на дочь бизнесмена-вымогателя. На лице веснушки, все руки в пасте от ручки, которая попала даже на лицо, нахмуренные брови - не дитё, а чудо.

– Так, смотри, вот тут…

– Вероника!
– влетел в комнату тот мужчина с косичкой.
– Ты что тут делаешь?

– Решаю, - отмахнулась она, снова размазывая пасту от ручки у себя на лице.
– Искала тебя, нашла её, от неё пользы больше, не мешай!

– Вся в мать, - закатил глаза он и собирался забрать её, как злоебучая-переебучая дверь снова скрипнула.

– Михалыч, ты куда пропал?.. Громова, какого хера ты тут делаешь?
– Удивлены? Я нет. Вообще ни капли. Меня теперь в принципе сложно удивить.

– Грязевые ванны принимаю, а что, не видно?
– ехидно ответила я, прожигаемая голубыми глазами.
– За знаками следи, - сказала уже девочке, которая снова погрузилась в расчёты и на которую ровным счётом никто внимания не обращал.

– Гр-ромова!
– прорычал он, самую малость картавя.
– Ты охуела!
– заорал он, нависая надо мной. Как он в секунду преодолел комнату, не понял никто.

– Не смей орать на меня, сучий выблядок!
– Я сама себя в последнее время пугаю, но, по сути, терять мне уже нечего.
– Угребло меня все это! Сначала отец довел, потом вы приперлись, какого хера Вам дома по ночам не сидится, дальше этот по и так отбитой голове ударил. Думаете, Вы один такой оскорблённый, обиженный и уязвленный? Меня уже второй день головой бьют обо все, что под руку попадется, так что не бесите меня и скройтесь с глаз моих, пока не припиздил мой батя и не забрал меня уже, наконец, отсюда!

Довели.

Но полегчало, чего уж скрывать. Не полегчало только организму, которому срочно-срочно надо было в дамскую комнату, и тут уже даже уязвленная гордость не помогала.

Учитель растерянно моргал глазами, уже не нависая, а просто стоя передо мной, девочку увели заблаговременно до начала моей тирады.

Но легче определенно стало.

Александр Андреевич, который, мне почему-то кажется, преследует меня, уселся прямо на пол, покрытый красным махровым ковром, кроме которого в комнате вообще ничего не было, и сложил ноги по-турецки.

– А давай поговорим, Громова.
– Он откинулся на собственные руки, довольно прищурившись, словно кот.

– О чем?
– покорно согласилась я, потому что, по сути, делать мне больше нечего, и продолжила елозить на стуле. Болело абсолютно все!

– Например, почему ты так странно дергаешься?

– О, это действительно забавная история, - начала я.
– Вот представьте: не спали Вы ночь, и перед тяжелым рабочим днём нацедились кофе, а потом Вас бьют по голове и увозят неизвестно куда, связывают и оставляют одного в комнате на неопределенный срок.
– Намек прозрачный. Прозрачнее быть просто невозможно!

– И что?
– недоумевающе спросил он.

– Александр Андреевич, - глубоко и нетерпеливо вздохнула я, - просто признайтесь, я осуждать не буду, да это не в моей компетенции. Так вот, признайтесь: Вы тупой?

– Что?
– удивленно моргнул он, уставившись на меня, как на идиотку.

– В туалет я хочу! В туалет!
– проныла я. И вот приличной девице полагалось сгореть со стыда, только приличная девица в клубе по ночам не работает, и приличную девицу не похищают непонятные дяди.

– А-а-а, - глубокомысленно выдал человек с педагогическим образованием. Ведь умнейшим же должен быть, однако что-то в матрице сломалось.

Но в итоге все же победили мой жалостливый взгляд и нетерпеливый скулеж. Но меня так в жизни не унижали! Учитель, встав с нагретого места, помог подняться мне и, не развязывая рук, отвел в дамскую комнату. Даже молнию на джинсах расстегнул, слава Скотчу, из туалета я его выперла дикими воплями. Зато потом долго уединялась с природой. Счастливый выдох получился сам собой.