За этот день я просто побила рекорд неудач в своей жизни в принципе: отец ударил, головой о стену приложилась, учитель, чтоб ему икалось, в любви признался, уроды непонятные по голове ударили. Как бы сотряс на радостях не заработать, а то будет очень весело.

– Слушай, урод!..
– начал мой отец. Я прям удивилась такому разнообразию, а то кроме угроз за последние три часа ничего не слышала. И это учитывая, что говорили не по громкой связи. То есть, вот вы представили высоту фальцета моего батеньки? Мужик с трубкой даже поморщился.

Хотя тут, скорее, не мужик, потому что при этом слове в голове возникает такой габаритный алкаш-байкер с густой бородищей до колен, весь побитый и грязный, в непонятных ободранных шмотках.

Однако передо мной стоял вполне себе такой ухоженный мужчина лет тридцати-тридцати пяти, в синем костюме с белой рубашкой, что смотрелось очень даже ничего так. Борода была аккуратно подстрижена и заплетена в косичку с бусинкой по типу моих, а волосы на затылке собраны в пучок. Ну, вполне себе такой непримечательный. Вот увидела бы его на улице раз - и больше никогда б не вспомнила.

– На, - не выдержал мужчина, протянув мне трубку.
– Скажи, чтоб заплатил, иначе тебе будет очень больно.

Заметила странную вещь: я могу вытерпеть всё - и приказы, и унижения, - но вот такие ультимативные выпады терпеть не могу. Вот батя поставил меня в такую ситуевину, и я из дома ушла. (Ей богу, лучше бы сидела на жопе ровно!), а сейчас этот мужик требует от меня непонятного.

– Уважаемый!
– позвала я, даже не намекая на завязанные за спиной руки, и заорала ему почти в лицо: - Идите нахуй за эту проклятую дверь и там орите! И не смейте повышать на меня голос, иначе, клянусь вашей почкой, я разнесу по камушку всю вашу шарашкину кантору, а с Вас живьем сниму шкуру, сошью тапки и буду ходить в них по праздникам!

Воцарилась долгожданная тишина. Мой довольно-таки звонкий голос даже не отскакивал эхом от стен. Просто все резко замолкло: и ошарашенный таким выпадом мужчина, и злющий батя. А я наконец-то смогла закрыть глаза и расслабиться. Пульсирующая боль в виске и затылке поумерилась. Наконец-то стало тихо!

Шаги, хлопок двери и нервное с той стороны:

– Слушай, Громов, забери её, я все прощу!

Ответ отца я не услышала, но уверена, там что-то полное желчи и сарказма, другого он сказать и не смог бы.

– Анальгина мне принесите!
– проорала вконец обнаглевшая я, тут же пожалев об этом, ибо любой громкий звук отдавался духовым оркестром в голове.

Хотелось просто спать. Любого обезболивающего - и спать.

Чтобы хоть как-то отвлечься от боли и безысходности в целом начала в уме перемножать трехзначные числа. Не помогло, пульсация в мозге, которую я буквально ощущала, отвлекала, поэтому я закрыла глаза и, не обращая внимания на откровенно неудобный стул, позу в целом, затекшие запястья и прочее, прочее, прочее, постаралась помедитировать.

В конечном итоге уснула.

Боль в шее убивала. Затекший позвоночник не подавал признаков жизни и, только пошевелив ногами, я убедилась, что он вообще функционирует. Уединиться с природой хотелось неимоверно. Но разбудило меня не это.

Скрип этой трижды переебучей двери и звонкий девчачий голос:

– Папочка, я не могу решить этот пример!
– И вот это чудо с косичками вломилось в подвал абсолютно не глядя, уставившись в тетрадку, и только лишь не получив ответа, удосужилось посмотреть на меня.
– Ой, извините, - пробормотала она, отступая.

– Стой, куда!
– подалась вперёд я.
– Что за пример?
– Но она уже исчезла за дверью.
– Ну что ж за жизнь такая проклятая. Это ж на сколько плохо я выгляжу, что меня дитё малое испугалось?
– риторически спросила я в пустоту, намереваясь поговорить хотя бы с самой собой.

– Не малое.
– Проклятая дверь снова скрипнула.
– Мне уже восемь!

– А я смотрю, ты не в меру смелая, - усмехнулась я, откидываясь на спинку стула. Попа, если быть честной, уже окаменела, поэтому я не переставала ёрзать, чтобы хоть как-то размять её.

– Что есть, то и имеем, - глубокомысленно изрекла она, пожимая плечами.

– Показывай.
– Она подошла почти вплотную, продвигая свою тетрадку почти к моему носу.
– Отодвинь дальше, я вблизи не вижу.
– Две минуты ушло на коррекцию нужной длинны, чтобы я могла вообще в принципе что-то увидеть.
– Угу, поняла. Смотри, у тебя ошибка во втором члене, в прошлом действии у тебя у икса куб есть, куда он в этом действии пропал?
– Она нахмурилась и всмотрелась в собственные записи.