— Вам надо ко мне домой? — недоверчиво приподняла бровь, но руку, тем не менее, не убрала.

— Ну а как же? — в голосе привычная насмешка, в глазах — звезды и бесконечный лёд. Сомневаюсь, что человек с такой маской на лице может кого-то полюбить. — Я же у вас репетитором на полставки подрабатываю. — И подмигнул мне. Мы уже миновали ворота школы и шли по детской площадке.

— За те деньги, что платит тебе мой отец, можно купить неплохую тачку за полгода, так что я не понимаю, на что ты жалуешься.

— Ох, Громова, не в деньгах счастье! — сказал так, будто раскрыл величайшую тайну мира.

— А в чем тогда? — спросила я, мимоходом оглядываясь его профиль и растрепавшиеся на ветру чёрные волосы.

— Не знаю, — просто ответил он, смотря только вперёд. — Мне-то откуда знать?

— Вы говорили с такой уверенностью, будто знали ответ.

Он искоса бросил на меня короткий настороженный взгляд и снова устремил его вперёд, при этом утратив весь его смысл.

— Я это к тому, что ты сам не определился, какое поведение тебе больше подходит. — О, вот теперь все его внимания принадлежало мне.

— В смысле?

— В смысле? — переспросила, пытаясь понять суть вопроса. — А смысл в том, что Вы сами себя не знаете: то ты весь из себя такой покладистый, то саркастичная сволочь, то злобная мразь. Ты сейчас скажешь, что каждому свойственно менять поведение, и я соглашусь с тобой, но дело в том, что ты играешь за разных людей. Ты не на своей волне. Ты не можешь найти себя.

— Громова, — космос и лёд его глаз скользнули от груди, спрятанной под пальто, до глаз, а потом к губам. — Ты никогда не думала пойти на психолога?

— Нет, я всю жизнь думала, что пойду на переводчика, но, после разговора с вами, всерьёз задумалась о карьере военного журналиста.

И это было правдой. Слова учителя про пыльную библиотеку назойливо вертелись у меня в голове, и, когда выдалась свободная минутка, я всю ночь провалялась в кровати с открытыми глазами, пялясь в потолок.

В голове выстраивались цепочки мыслей, предположения, возможности, и все в итоге привело к недовольству старого выбора и полному удовлетворению нового.

Хотя, не полному.

Я не думаю, что я прям офигеть как этого хочу, просто на данный момент это — самый оптимальный выход, пока не найду другой.

— Военный журналист, серьёзно? — аккуратная чёрная бровь взлетела вверх.

— Нет, — со вздохом ответила я, — но другого варианта у меня пока нет.

— Хоспади, Громова, какой же ты сложный человек!

— Сказал мужчина с неопределившейся маркой поведения.

Секунда замешательства, и улицу наполняет его чистый и весёлый смех, а сам парень сгибается пополам, стискивая мою руку.

— Ох, Громова! Вот как крякнешь что-нибудь! — и снова засмеялся. — Редко, но метко!

Я хотела сказать, что шутник из него, как из меня балерина, а балерина из меня откровенно дерьмовая, но слова застряли на кончике языка, никак не решаясь сорваться, потому что лёд и космос смотрели прямо на меня, пожирая, засасывая в свои глубины.

Он коснулся моих холодных губ всего на секунду, а у меня уже ожог второй степени в области рта и атомный взрыв перед глазами.

Опасно. Чертовски опасно! Около этого перекрестка, от которого рукой подать до моего дома, нас могли увидеть! Мой отец мог возвращаться с встречи, Инесса могла ехать в салон. Могло произойти все, что угодно, в исходе чего меня бы отправили в закрытую школу для девочек до скончания дней.

Я ударила его в солнечное сплетение быстрее, чем успела подумать об этом. Пуховик, конечно же, смягчил удар, но мужчина все равно отступил от меня на шаг, широко раскрывая голубые глаза.

— Громова, это че сейчас было?

— Не смейте делать такого на людях! — зашипела я, наступая и прижимая учителя к фонарю. — Нас могли увидеть! Ты хоть подумал своей головой, что это могло привести к охуительно-неприятным последствиям? Или ты только членом и умеешь думать? — я откровенно наезжала на него, в то время как сам Саша смотрел на меня мрачно и немного зло. — Иногда, хоть иногда, нужно думать, что делаешь! — И, круто развернувшись на пятках, шагнула в сторону дома, подавляя желание убить учителя.

— Бас, Вольт, свои! — крикнула я, открывая чугунную калитку во двор. Два рослых добермана сразу же кинулись к моим ногам, весело тявкая и высоко прыгая, пытаясь зубами уцепиться за край болтающегося шарфа. — Фу! А где Фобос, Макс и Бабочка? — псы мне не ответили, зато за спиной засмеялся учитель, что впервые за пять минут обозначил своё присутствие.

— Оригинальные клички!

— С дедом придумали. — откликнулась я, пытаясь уделить внимания сразу всем. Три другие собаки, должно быть, в доме, а Инесса этого ой как не любит! Никогда не замечала за собой особого злорадства, но так хорошо на душе стало!