Я слишком переживал за Зака. Он мог очнуться в те самые пятнадцать минут, пока находится в чемодане, который за мной катил робот-носильщик. Что он подумает, если откроет глаза в этой тесной темной коробке? Что, если кислородная маска сместилась и ему не хватает воздуха?

Немного успокоиться я смог, только когда поместил его в медицинскую капсулу, наблюдая, как множество щупалец заботливо опутывает неподвижное тело. Система диагностики запустила программу сканирования, и на мониторе замелькали данные о состоянии каждого органа в отдельности и всего организма в целом. Стандартные процедуры для больных в коме - парентеральное питание, гигиена, массаж.

Интересно всё-таки, какого цвета у Зака глаза?

Сейчас он выглядел почти умиротворённым. Когда я смотрел на него в лаборатории Гэба, он казался мне туго натянутой струной, теперь же - просто крепко спящим парнем. Моим парнем.

Тонкая полупрозрачная рубашка на завязках, едва прикрывающая бёдра, вездесущие щупальца, бесстрастно занятые своим делом и бесстыдно проникающие в самые потаённые уголки его тела - картина, от которой мне пришлось сглотнуть ком в горле и опустить нижнюю, затемнённую крышку медкапсулы.

Хоть Рэй и занимался в это время подготовкой к полёту, я не мог прикоснуться к Заку. Пока что щупальца медробота ему требовались больше, чем мои руки.

– Он в порядке?
– спросил Рэй, когда я занял кресло второго пилота. Я кивнул. Хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить - не сон ли всё это. Очень уж быстро и кардинально изменилась вся моя жизнь. Я лечу на край света с двумя людьми, которых едва знаю.
– Тогда пора. Приготовься.

Как только мы набрали высоту и вышли на максимальную крейсерскую скорость, Рэй включил автопилот.

– Перекусим?

– Сублиматами(21)?
– я пожал плечами.
– Звучит не так чтобы заманчиво, но всё же лучше, чем совсем ничего.

– Это же обычный скайджет, а не ресторан. Да и некогда особо разъедаться.
– Рэй встал, потянулся, разгоняя кровь по затёкшим мышцам, и направился в бытовой отсек.
– Я должен кое о чём спросить тебя, Хью, и рассказать кое-что важное. Это касается Зака.

– Ну, что же, - я последовал за ним и сел напротив, опустив между нами небольшой откидной столик, - заинтриговал.

– Габриэль хотел, чтобы я задал тебе один-единственный вопрос. Полнота информации, которой я смогу делиться с тобой, зависит от того, что ты мне ответишь.

– Ладно. Спрашивай уже, что ли.

– Почему люди покинули площадь Барфюссер?

– Хочешь знать, разглядел ли я эту чёртову 'корову'?

– Не знаю, о чём ты сейчас, просто ответь на вопрос.

– Хорошо.
– Я набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул, а потом ещё раз и ещё.
– Потому что это были... не люди.

'Это объяснение казалось мне логичным еще пару часов назад, но не сейчас, когда я произнес эти слова вслух. Параноидальный бред!'

Я замолчал, ожидая реакции.

Он не рассмеялся. Даже не улыбнулся.

– Так это что, правда?
– слова вырвались сами собой, и Рэй медленно кивнул.
– Но это же слишком...

– Слишком невероятно? Масштабно? Слишком неожиданно, чтобы быть правдой?

– Да, - выдохнул я.

Рэй вертел в руках термокружку с кофе, к которому так и не притронулся. Его взгляд стал рассеянным и блуждающим, как будто сейчас он был где-то совсем далеко. Мы оба молчали с минуту, а потом он заговорил:

– Всю свою жизнь я был частью системы. Я родился в стенах Reditum, и меня готовили к единственной миссии, важность которой составляет и смысл, и необходимость самого моего существования. Моя задача состояла в том, чтобы найти, оберегать и сделать счастливым одного-единственного человека. Признаюсь сразу, - он вытащил у себя из-под рубашки маленький мешочек на шнурке, на мгновение задержал его в ладони и нехотя положил передо мной, - я не справился.

– Что это?

– Арктур Ганди. Вернее, его прах.

– Причём здесь...
– я вжался в спинку кресла не в силах оторвать взгляда от предмета, который меньше всего ожидал увидеть в данной ситуации.
– Это же... отец Зака!

– Да. Если Зак когда-нибудь захочет узнать о том, что произошло с его отцом, ты сможешь ему об этом рассказать.

– Да что всё это значит, чёрт возьми?!

– Прости.
– Он прикрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов.
– Мне трудно говорить об этом.