– Норин удалось отвлечь Люцифера? – Спрашивает Джейсон, убирая с лица волосы.

Я смотрю на него. Мне жаль, что ответ утвердительный.

– Да.

– Что она сделала?

– Сдалась. – Голос хриплый. Я устало повожу плечами и киваю. – Она сдалась ему.

Джейсон порывисто отворачивается, поставив на пояс руки. Он думает, что делать, а мне неожиданно кажется, что все мы сегодня проиграли. У каждого из нас были мотивы, и мы действительно считали, что поступаем верно. Но мы ошибались. Норин поддалась тем чувствам, с которыми боролась всю жизнь. Я поддался тем чувствам, о которых раньше не знал и не слышал. А Джейсон поверил нам, пусть и пообещал, что больше никогда никому не будет верить. Мы пошли против своей природы и потерпели поражение.

– Здесь есть тайный проход, – шепчу я, прокатившись пальцами по мокрым волосам.

– Где?

– Во втором зале. За картиной увядающего дерева. Так сказала фон Страттен.

– Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до картины из главного зала?

– Я думаю, несколько минут. Без сопротивления, разумеется.

– Нам нужна новая приманка, – Джейсон стискивает зубы, и на его лице выделяются желваки, – что мы можем сделать? Как нам обмануть Люцифера? Думай, – он срывается с места и хватается руками за виски, – думай.

Я сосредоточенно оглядываюсь и свожу брови.

– А что, если Дьявол не может нас убить?

– Вряд ли.

– Подожди, раскинь мозгами. – Делаю шаг вперед. – Он мог свернуть мне шею, когда я вызвал его в логове Ловари, он мог убить нас сегодня, едва мы пересекли порог, но он не сделал этого. Почему? Что его останавливает?

– К чему ты клонишь? – Напарник перестает расхаживать по коридору и впечатывает в меня озадаченный взгляд. – У Люцифера достаточно сил, чтобы лишить нас жизни.

– В том и дело. Но, в таком случае, почему мы все еще дышим?

Джейсон сплетает перед собой руки, а я задумчиво отворачиваюсь и щурюсь. Что-то здесь не сходится. Мы мешаем. Мы вертимся у него под носом, будто мошкара. Ему давно пора избавиться от нас, как от лишнего груза.

– Мы знаем, что люди в Астерии забыли о смерти Хэйдана, – рабочим тоном бросаю я и серьезно смотрю на мужчину. – Видимо, это было одно из условий.

– Из тех, что потребовала Ариадна?

– Да. Мы хорошо ее знаем, она бы не согласилась продать душу, не защитив близких.

– Ты хочешь сказать, что она...

– ... согласилась на сделку, потому что Дьявол пообещал оставить нас в покое.

Джейсон хмыкает и устало покачивает головой.

– Это всего лишь предположение.

– Нам нечего терять. Мы в ловушке. – Выпрямлюсь, сжав в кулаки пальцы. – Ты сам прекрасно понимаешь, что, если Люцифер захочет нас убить, он сделает это, что бы мы ни придумали. Мы на несколько шагов позади. Он все знает, он – не человек и не оборотень.

– Ты хочешь войти в зал, взять Норин за руку и просто, – Джейсон усмехается, глядя мне в глаза, – просто уйти? Ты, правда, считаешь, что это хороший план?

– Ни один наш план никогда не срабатывает. Пора действовать спонтанно.

– Это безумие, мальчик.

– Весь ваш мир – безумие, Джейсон. – Легкие болят каждый раз, когда я вдыхаю, мне чертовски плохо, кровь продолжает скатываться по лицу из раны на виске. – Однажды ты сказал мне: просто делай то, что должен, а дальше будет, как будет.

 - Записываешь за мной фразы? Я польщен.

– Я это к тому, – с нажимом продолжаю я, ступив вперед, – что мы всегда рискуем. И нас это никогда не пугало. Каждый наш план – всегда полное безумие.

– Тебе хочется умереть.

– Нет. Мне хочется жить.

Джейсон кривит губы и прокатывается пальцами по заросшему подбородку.

– Что ж! – Он громко смеется, всплеснув руками в стороны. – Пойдем. Возможно, мы больше никогда не увидимся. Так что, знай, общаться с тобой было сложно.

– Вот как.

– Впрочем, как и со мной.

Я хмыкаю и закатываю глаза. Обменялись комплиментами.

– Идем?

– Да.

Киваю, и мы решительным шагом направляемся в сторону главного зала. Кто бы мог повести себя столь же безрассудно? Мы раньше никогда не шли навстречу неприятностям полностью безоружные. Мы рассчитываем на удачу, которую Джейсон благородно продал безликому чудовищу. Но ведь надежда осталась с нами. И слепая вера в то, что нам есть за что умирать, а тогда ведь умирать не так страшно. Я обманываю, конечно. Умирать всегда страшно. Но это тот самый самообман, который уже сросся с моими костями. Я не боюсь.

Мы заходим в зал, и танцующие пары замедляют ход, пока и вовсе не замирают. Нам уступают дорогу, словно мы – редкий вирус. А мы просто движемся вперед. Люди, кем бы они ни были, снимают маски, обнажая ошеломленные лица.

За нами тянется мокрый след. За мной еще и кровавый. Голова предательски гудит и кружится, и иногда меня покачивает в сторону, но я старательно не подаю вида. Лишь как можно сильнее стискиваю в кулаки сбитые пальцы. Паршивое ощущение, но я ловлю себя на мысли, что наслаждаюсь удивлением в глазах толпы. Безумие – сильное оружие. Вы не знаете, чего ожидать от безумцев. Вы не знаете, что у них на уме. Они могут вам казаться предельно спокойными, могут казаться неуравновешенными, могут рискнуть всем, что им важно, и принести в жертву все, что важно для вас. Злость, ярость – отголоски. Чтобы тебе как следует слететь с катушек, нужно дойти до апогея собственного безумия. И оно не так часто выражается во взрыве или слепой ярости. Очень часто безумие тихое, оно медленно пожирает тебя изнутри, будто черви.