– Мне пришлось, – выпаливаю я, приподняв ладони. – Другого выхода не было.

– И ты ударил меня.

– Лампой.

– Лампой? – Смеется Мэри-Линетт, прикрыв пальцами губы, в то время как ее сестра прищуривает острый, пронзительный взгляд и двигается в мою сторону. – А я не видела!

– Вы собирались убить Дэвида, а потом собирались убить меня.

– Ты смелый мальчик, – протягивает Норин, а я недовольно закатываю глаза.

– Я живой мальчик. Живой. Потому что вовремя одумался и схватил ночник.

Женщина останавливается в шести шагах от меня, сохраняя ледяное спокойствие, от которого холод прокатывается по коже. Я точно знаю, что шагов именно шесть. Невольно прикидываю, с какой скоростью она подается вперед, и с какой силой впивается под кожу ногтями. Я жду, что Норин разорвет меня на части, а она вдруг протяжно выдыхает.

– Впредь запомни это чувство, Мэттью. Ты знал, кто я. Но дал мне отпор. – Женщина прожигает во мне дыру размером с Мексику, а я стискиваю зубы. – Веди себя подобным образом с Ари. Она притворится другом и воспользуется твоей слабостью.

Скорее она притворится равнодушной стервой и воспользуется моей ревностью, но я не собираюсь говорить, что Ариадна давно знает о моих слабостях. Ей нет необходимости подбираться ближе, она и так уже ближе некуда. Она – моя слабость. Ариадна. Дать отпор Норин проще простого. Дать отпор Ари – невозможно, если не сломать себя на миллионы частей и не собрать заново, превратившись в другого человека.

– Ариадна была у Чендлера. – Нарушив молчание, сообщаю я и наблюдаю за тем, как лица Монфор вытягиваются. Мэри устало прикрывает глаза, а Норин поджимает губы. – Я толком не общался с ней. Она пыталась столкнуть меня с Логаном.

– Но зачем ей это?

– В том-то и дело, я не знаю. Я не понимаю, почему она вернулась в Астерию и лишь тем занимается, что пытается привлечь к себе внимание. Это никак не вяжется с планом, в котором первостепенно фигурирует Дьявол и его идея апокалипсиса.

– Но с чего ты решил, что Люцифер собирается устроить конец света? – Спрашивает Норин, скрестив на груди руки. – Поверь, это последнее, чего он желает. Избавившись от людей, он лишит себя любимых игрушек. Над кем же тогда издеваться? Кого мучить?

– Тогда почему он забрал Ари? Чтобы она читала речи в школе? Носила платья?

– Здесь нечто другое.

– Что? – Я недовольно стискиваю зубы и втягиваю воздух глубоко в легкие, я ужасно устал искать смысл там, где его нет, устал ошибаться, идти вслепую. Я теряю время. – Мы должны понять, что происходит, потому что почти уверен, что Ариадна водит нас за нос.

– Я всего день в Астерии, а ты уже строишь теории заговора? – Внезапно проносится знакомый голос по гостиной, и мы с Монфор ошеломленно застываем.

Я гляжу на языки пламени, хрустящие в камине, и сдавливаю в пальцах мраморную панель, такую же ледяную, как и холод, пробежавший по моей спине. Обернуться сложно, я никогда не думал, что оборачиваться так сложно. Но я должен, должен.

– Вы не рады меня видеть?

Ее голос пробирается внутрь меня, и я сразу же пытаюсь отыскать Ари взглядом, сам того не понимая. Оглядываюсь и вижу, как Ари облокачивается о дверной косяк, скривив алые губы. Она улыбается, а глаза ее сверкают ярче шипящих искр.

– Ариадна, – срывается шепот с губ Мэри-Линетт, и она робко порывается вперед, но Норин останавливает ее, вовремя вытянув руку. Старшая Монфор недоверчиво горбится и замирает, наверняка, понятия не имея, что делать, а я с маниакальной сосредоточенностью наблюдаю за языками пламени, которые отражаются и плавают в глазах нашей гостьи.

– Никто не хочет обниматься, – расстроенно шепчет Ариадна на выдохе, – жаль.

– Мы рады видеть тебя дома, Ари, – ровным голосом протягивает Норин, на что Ари хмыкает и отталкивается от стены, размяв затекшую спину. – Я должна сказать, что...

– Должна сказать, рады видеть... Тебя от самой себя еще не тошнит?

– Я не...

– Твои пустые слова невероятно раздражают. Выворачивает наизнанку от того, какая ты правильная, черствая, или нет. – Ариадна неожиданно оказывается прямо перед Норин, наклоняет голову и шепчет. – Мертвая.

Старшая Монфор замирает, не позволив ни одной эмоции появится на лице, а Мэри-Линетт поджимает губы, наверняка, не зная, что делать. Она бросает в мою сторону косой взгляд, а затем откашливается, вздернув тонкие брови.