Повернув запорное колесо, Джимморрисон толкнул дверь — и она легко открылась, словно на недавно смазанных петлях. За дверью Чеканин увидел длинный зал с полукруглым потолком, освещенный двумя неяркими лампами. Ламп должно было гореть больше, но, видимо, за долгие годы большая их часть пришла в негодность, и помещение «спецблока 500» заливала полумгла.

Вдоль стен шли ряды высоких сейфов, так же как и дверь, опечатанных тремя печатями. Но не они привлекли внимание Чеканина. Вдалеке, почти что у самой торцевой стены спецблока, он увидел темное пятно на выложенном бетонными плитами полу.

— Никодимов, останься здесь! Женя, лейтенант, за мной! — распорядился Чеканин и шагнул через высокий комингс.

Они шли по гулкому залу, мимо проплывали стоявшие вплотную сейфы. На них не было ни табличек, ни номеров — только гладкий металл, украшенный печатями. Дышалось тяжело, воздух казался мертвым, лишенным кислорода. Темное пятно приближалось. Дурное предчувствие вновь ожило в душе Чеканина, и последние шаги он проделал почти бегом.

Дыра. Черный провал, проломленные бетонные плиты. И аккуратное отверстие, выжженное в дверце ближайшего сейфа. Они все-таки опоздали. Враг был здесь, враг пришел и взял то, что ему было нужно. У Чеканина заныло сердце, перед глазами все поплыло. Он вполголоса выругался, тяжело привалился плечом к холодному металлу сейфа.

Начкар и Джимморрисон склонились над отверстием в полу. Оттуда шел еле уловимый запах сырой земли. Тусклый свет уцелевших ламп позволял увидеть лишь небольшой отрезок подземного хода. Он имел почти идеальную круглую форму примерно двух метров в диаметре.

— Подкоп совсем свежий, Терентий Северьянович! Его как будто проходческий комбайн прорыл, только маленький. — Голос Стеклова прозвучал глухо, безжизненно.

— Я знаю, Женя…

— Товарищ полковник. — Начкар присел на корточки, уперся рукой в пол и свесил голову в дыру. — Там кто-то есть! Глаза! Я вижу глаза!

— Назад! Все назад! — крикнул Чеканин, сорвался с места, но было уже поздно — из подкопа ударил взрыв, оглушительно грохнуло, эхо туго ударило по ушам.

Спецблок заполнился пылью. Джимморрисон, очумело тряся головой, стоял на четвереньках, а рядом с ним, неловко подогнув ноги, лежал начкар. Направленный взрыв разворотил ему лицо и грудь, темная кровь заливала бетон. И тут заверещал коммуникатор Чеканина.

Откинув крышку, полковник глянул на экран — и похолодел. Ему звонили с мобильного телефона погибшего Вершинина.

— Да, — коротко бросил Чеканин в микрофон.

Холодный голос тихо и отчетливо произнес:

— Ваша сотрудница у меня. Если хотите, чтобы она была жива, не отвлекайтесь от поселка «Кошкин дом». Вы меня поняли?

— Да, — односложно ответил Чеканин, и неизвестный отключился.

Несколько секунд в «спецблоке 500» стояла тревожная тишина. Джимморрисон молча смотрел на изувеченное тело начкара. У него дергался глаз, из рассеченной бетонным осколком щеки сочилась кровь. Чеканин тоже молчал, прикрыв глаза. Наконец полковник тяжело поднялся на ноги и проговорил совершенно лишенным интонаций голосом:

— Женя, не ходи за мной. Возьми людей, вынесите тело и опечатайте двери. Дальше этим хранилищем займутся другие. Прощай.

И прежде чем Стеклов успел что-то ответить, Чеканин подошел к дыре и спрыгнул вниз. Некоторое время его шаги были слышны, а потом вновь наступила тишина.

— Наливай! Как говаривал Беня Крик, снимая серьги с ушей одесской полицмейстерши, между первой и второй перерывчик… Ёптыть, ты кому столько налил? Охренел?! Полную лей! Во-от так, да. Ну, Асланбек, давай — за удачу!

Канаев, округлив глаза, молодецким жестом махнул фужер коньяка, покраснел и впился зубами в целый лимон. Начальник охраны поселка «Кошкин дом» Асланбек Хамбаев, мрачный носатый мужчина сорока лет, выцедил свою порцию «Хеннесси» и зажевал ломтиком копченой осетрины.

«Перерывчик» между первой и второй бутылками коньяка оказался действительно небольшим — не более пяти минут. Леонид Дмитриевич, развалясь на диване, блаженно улыбался. С момента отъезда Убеля прошло не более получаса, а никаких непрошеных гостей у ворот поселка не было и в помине. Скоро, скоро вожделенный Рог Одина будет в его руках, и тогда… О, тогда Канаев всем покажет, кто в этой стране хозяин!

В дверях возникла тщедушная фигура референта.

— Леонид Дмитриевич, извините, но звонят из администрации президента.

— Да пошли они на хрен! — оглушительно рявкнул Канаев и запустил в стену пустой бутылкой.

Референт мужественно не шелохнулся, лишь страдальчески поморщился. Его босс пил редко, но, как говорится, метко, и во хмелю делался буйным. Иногда эти пьянки заканчивались побитыми лицами прислуги, чаще — официантов и охраны ресторанов. Скандалы заминались с помощью щедрых подношений, но слухи о Канаеве ползли самые нехорошие, и частенько менеджеры дорогих кабаков еще в дверях шепотом интересовались: «Как он? Не на стакане сегодня?» — и, если получали утвердительный ответ, уносили из отдельного кабинета, предназначенного для Канаева, хрусталь и картины.