У нас в полку он появился в октябре 1918 года. В один из погожих дней партизаны привели в штаб полка немецкого солдата, встреченного ими в нейтральной зоне. Гайдамаков и петлюровцев — пленных и перебежчиков — приводили часто, к этому уже привыкли, а вот немец был впервые.

— Чудной какой-то. Сам пришел, за руку здоровается, похоже — рад нас видеть. Всю дорогу болтал по-своему и немного по-нашему, а понять трудно. Вроде просится к нам на службу. «Патронами и гранатами запасся до победы»,— говорил старший конвоир, ставя в угол немецкую винтовку и положив около нее сумку с боеприпасами.

Перебежчик был жилистый человек среднего роста и средних лет, в сильно поношенном, но опрятном немецком обмундировании. По-русски говорил плохо, но понимал все, о чем его спрашивали.

— Шварц Генрих...— рассказал он.— Работал слесарем в Мюнхене. Теперь солдат... Я — Спартак.— Он вынул из кармана френча и показал нам членский билет союза.— Пришел вам помогать. Нужно скорее делать капут войне, вашу революцию передать в Германию и дальше. Тогда скоро будет мировая революция.

Горячо просил Шварц принять его в наш полк и был зачислен в 4-ю роту. Среди недавних партизан он резко выделялся дисциплинированностью и аккуратностью во всем, что бы ни делал. Свою винтовку держал в идеальном состоянии. За это сторонники партизанской вольницы сначала невзлюбили «муштрованного немца».

— Выслуживается!..— говорили они.— Наверное, нашкодил на Украине, вот и пришел шкуру спасать.

Последующие события сразу изменили подозрительное отношение к нему.

Спустя несколько дней 4-я рота вела бой с крупным отрядом гайдамаков. На глазах у всех Шварц несколькими выстрелами сразил офицера и прислугу двух станковых пулеметов. Гайдамаки, отстреливаясь, начали отход, превратившийся под нажимом роты в беспорядочное бегство.

Второй гайдамацкий офицер, сев на коня, скакал к дальнему перелеску. Расстояние до беглеца увеличивалось с каждой секундой, а стрельба по нему из разнокалиберных, не обладавших меткостью партизанских винтовок и обрезов была безрезультатной. Еще сотня метров, и офицер скроется в перелеске.

— Шварц, стреляй! — закричали бойцы немцу, который чинил закапризничавший ручной пулемет.

Шварц схватил свою винтовку и выстрелил с колена навскидку в далеко маячившего всадника. Тот свалился с лошади, шарахнувшейся в перелесок. У убитого нашли ценные оперативные документы.

Бой кончился. Героем его был Шварц. Бойцы окружили немецкого спартаковца, шумно выражая восхищение его меткостью, хлопали по плечу и наперебой угощали куревом. Этот бой сделал Генриха полноправным членом ротной семьи. Он никогда не сидел без дела — то ремонтировал, то пристреливал винтовки и пулеметы.

— Рабочий человек, мастер на все руки! — с чувством симпатии говорили о нем бойцы.

Прошла неделя. 4-я рота находилась ночью на заставе в нейтральной зоне. Шварц с подручным — бойцом-украинцем — был поставлен в секрет в удаленном от роты перелеске. На рассвете на дозорных вышла гайдамацкая разведка — два отделения с унтер-офицером, всего пятнадцать человек.

Генрих бросил гранату и уложил троих. Потом он и его подручный из винтовок ранили еще двоих. Тогда Шварц поднялся с гранатой во весь рост и, мешая немецкие команды с русскими, приказал остальным бросить винтовки и поднять руки. Остолбеневшие при виде немца гайдамаки беспрекословно подчинились. Так с поднятыми вверх руками обезоруженные пленные и были сданы командиру роты, поспешившему на выстрелы с подкреплением.

Вскоре после этого, в темную ночь, Шварц стоял на посту у товарного вагона с боеприпасами в железнодорожном тупике станции Унеча. На него набросились три вооруженных бандита, намеревавшихся взорвать боеприпасы. Легко раненный, Генрих убил двоих, а третьего уложил в грязь и сдал живым прибежавшему по тревоге караулу.

А разве можно забыть, каким незаменимым человеком оказался Генрих Шварц в ноябрьские дни!

На третий день после того, как в Германии вспыхнула революция, узнавшие об этом солдаты 19-го и 106-го полков немецкой армии прислали к нам свою делегацию. Эти полки были расквартированы по ту сторону нейтральной зоны.

Политработники Богунского полка организовали митинг с участием бойцов и командиров, немецких делегатов и населения Унечи. Произносились горячие, революционные речи. Все понимали, что революция в Германии положит конец немецкой оккупации Украины и вызовет большие политические перемены в Европе. Генрих на митинге переводил слова делегатов и сам выступил, призывая земляков к братанию.

Это было 12 ноября. А на следующий день Богунский полк отправился в гости к немцам. Приглашение это передали нам делегаты, заночевавшие в Унече. В полном боевом составе, со знаменем и музыкой, богунцы перешли нейтральную зону. Оба немецких полка под руководством вновь избранных солдатских комитетов вышли навстречу нам. Состоялась бурная манифестация — братание и митинг. И опять Генриху Шварцу пришлось взять на себя обязанности переводчика. Бывшие его однополчане, увидев «пропавшего без вести» живым и невредимым, внимательно слушали Генриха, который говорил о большевиках только хорошее и советовал своим землякам скорее возвращаться домой.

Не забыть возбужденных лиц, восторженных возгласов на непонятном нам языке, но с вполне понятным смыслом, когда на этом многолюдном митинге солдаты немецких полков принимали постановление о том, что они прекращают военные действия против советских войск и начинают немедленную эвакуацию в Германию.

Когда церемония встречи закончилась, Генрих Шварц попросил разрешения остаться на сутки у своих земляков. Мы не возражали. Отдельные бойцы говорили, что теперь наш немец захочет уехать на родину и в Богунский полк не вернется. Но ровно через сутки Генрих прибыл в Унечу, явился к Щорсу и заявил, что будет драться вместе с богунцами за Советскую власть.