Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

6 июня 1917

«Горечь! Горечь! Вечный привкус…»

Горечь! Горечь! Вечный привкус На губах твоих, о страсть! Горечь! Горечь! Вечный искус — Окончательнее пасть. Я от горечи — целую Всех, кто молод и хорош. Ты от горечи — другую Ночью за руку ведешь. С хлебом ем, с водой глотаю Горечь-горе, горечь-грусть. Есть одна трава такая На лугах твоих, о Русь.

10 июня 1917

«И зажег, голубчик, спичку…»

И зажег, голубчик, спичку. — Куды, матушка, дымок? — В двери, родной, прямо в двери, — Помирать тебе, сынок! — Мне гулять еще охота. Неохота помирать. Хоть бы кто за меня помер! …Только до ночи и пожил.

11 июня 1917

(Рассказ владимирской няни Нади.)

Але

А когда — когда-нибудь — как в воду И тебя потянет — в вечный путь, Оправдай змеиную породу: Дом — меня — мои стихи — забудь. Знай одно: что завтра будешь старой. Пей вино, правь тройкой, пой у Яра, Синеокою цыганкой будь. Знай одно: никто тебе не пара — И бросайся каждому на грудь. Ах, горят парижские бульвары! (Понимаешь — миллионы глаз!) Ах, гремят мадридские гитары! (Я о них писала — столько раз!) Знай одно: (твой взгляд широк от жара, Паруса надулись — добрый путь!) Знай одно: что завтра будешь старой, Остальное, деточка, — забудь.

11 июня 1917

«А царит над нашей стороной…»

А царит над нашей стороной — Глаз дурной, дружок, да час худой. А всего у нас, дружок, красы — Что две русых, вдоль спины, косы, Две несжатых, в поле, полосы. А затем, чтобы в единый год Не повис по рощам весь народ — Для того у нас заведено Зеленое шалое вино. А по селам — ивы — дерева Да плакун-трава, разрыв-трава… Не снести тебе российской ноши. — Проходите, господин хороший!

11 июня 1917

Юнкерам, убитым в Нижнем

Сабли взмах — И вздохнули трубы тяжко — Провожать Легкий прах. С веткой зелени фуражка — В головах. Глуше, глуше Праздный гул. Отдадим последний долг Тем кто долгу отдал — душу. Гул — смолк — Слуша — ай! Н'a — кра — ул! Три фуражки. Трубный звон. Рвется сердце. — Как, без шашки? Без погон Офицерских? Поутру — В безымянную дыру? Смолкли трубы. Доброй ночи — Вам, разорванные в клочья — На посту!

17 июля 1917

«Мое последнее величье…»

Мое последнее величье На дерзком голоде заплат! В сухие руки ростовщичьи Снесен последний мой заклад. Промотанному — в ночь — наследству У Господа — особый счет. Мой — не сошелся. Не по средствам Мне эта роскошь: ночь и рот. Простимся ж коротко и просто — Раз руки не умеют красть! — С тобой, нелепейшая роскошь, Роскошная нелепость! — страсть!

1 сентября 1917

«Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн…»

Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн. Разгромили винный склад. — Вдоль стен По канавам — драгоценный поток, И кровавая в нем пляшет луна. Ошалелые столбы тополей. Ошалелое — в ноч'u — пенье птиц. Царский памятник вчерашний — пуст, И над памятником царским — ночь. Гавань пьет, казармы пьют. Мир — наш! Наше в княжеских подвалах вино! Целый город, топоча как бык, К мутной луже припадая — пьет. В винном облаке — луна. — Кто здесь? Будь товарищем, красотка: пей! А по городу — веселый слух: Где-то двое потонули в вине.

Последние дни октября

Феодосия

Корнилов

…Сын казака, казак… Так начиналась — речь. — Родина. — Враг. — Мрак. Всем головами лечь. Бейте, попы, в набат. — Нечего есть. — Честь. — Не терять ни дня! Должен солдат Чистить коня…

4 декабря 1917