Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

28 мая 1916

«Над синевою подмосковных рощ…»

Над синевою подмосковных рощ Накрапывает колокольный дождь. Бредут слепцы калужскою дорогой — Калужской, песенной, привычной, и она Смывает и смывает имена Смиренных странников, во тьме поющих Бога. И думаю: когда-нибудь и я, Устав от вас, враги, от вас, друзья, И от уступчивости речи русской — Одену крест серебряный на грудь, Перекрещусь — и тихо тронусь в путь По старой по дороге по калужской.

Троицын день 1916

«О муза плача, прекраснейшая из муз!..»

О муза плача, прекраснейшая из муз! О ты, шальное исчадие ночи белой! Ты черную насылаешь метель на Русь, И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы. И мы шарахаемся, и глухое, — ох! — Стотысячное — тебе присягает. — Анна Ахматова! — Это имя — огромный вздох, И в глубь он падает, которая безымянна. Мы коронованы тем, что одну с тобой Мы землю топчем, что небо над нами — то же! И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой, Уже бессмертным на смертное сходит ложе. В певучем граде моем купола горят, И Спаса светлого славит слепец бродячий… — И я дарю тебе свой колокольный град — Ахматова — и сердце свое в придачу!

19 июня 1916

«Охватила голову и стою…»

Охватила голову и стою, — Чт'o людские козни! — Охватила голову и пою На заре на поздней. Ах, неистовая меня волна Подняла на гребень! Я тебя пою, что у нас — одна, Как луна на небе! Что, на сердце в'oроном налетев — В облака вонзилась. — Горбоносую — чей смертелен гнев И смертельна — милость. Что и над червонным моим Кремлем Свою ночь простерла, Что певучей негою — как ремнем Мне стянула горло. Ах, я счастлива! Никогда заря Не сгорала — чище. Ах, я счастлива, что тебя даря, Удаляюсь — нищей, Что тебя, чей голос — о глубь, о мгла! — Мне дыханье сузил, Я впервые именем назвала Царскосельской Музы.

22 июня 1916

«Имя ребенка — Лев…»

Имя ребенка — Лев, Матери — Анна. В имени его — гнев, В материнском — тишь. В'oлосом — он — рыж — Голова тюльпана! — Что ж — осанна — Маленькому царю. Дай ему Бог — вздох И улыбку — матери, Взгляд — искателя Жемчугов. Бог, внимательнее За ним присматривай: Царский сын — гадательней Остальных сынов. Рыжий львеныш С глазами зелеными, Страшное наследье тебе нести! Северный Океан и Южный И нить жемчужных Черных четок — в твоей горсти!

24 июня 1916

«Сколько спутников и друзей!..»

Сколько спутников и друзей! Ты никому не вторишь. Правят юностью нежной сей — Гордость и горечь. Помнишь бешеный день в порту, Южных ветров угрозы, Рев Каспия — и во рту Крылышко розы. Как цыганка тебе дала Камень в резной оправе, Как цыганка тебе врала Что-то о славе… И — выс'oко у парусов — Отрока в синей блузе. Гром моря — и грозный зов Раненой Музы.

25 июня 1916

«Не отстать тебе. Я — острожник…»

Не отстать тебе. Я — острожник, Ты — конвойный. Судьба одна. И одна в пустоте порожней Подорожная нам дана. Уж и нрав у меня спокойный! Уж и очи мои ясны! Отпусти-ка меня, конвойный, Прогуляться до той сосны!

26 июня 1916

«Златоустой Анне — всея Руси…»

Златоустой Анне — всея Руси Искупительному глаголу, — Ветер, голос мой донеси И вот этот мой вздох тяжелый. Расскажи, сгорающий небосклон, Про глаза, что черны от боли, И про тихий земной поклон Посреди золотого поля. Ты, зеленоводный лесной ручей, Расскажи, как сегодня ночью Я взглянула в тебя — и чей Лик узрела в тебе воочью. Ты, в грозовой выс'u Обретенный вновь! Ты! Безымянный! Донеси любовь мою Златоустой Анне — всея Руси!

27 июня 1916

«Руки даны мне — протягивать каждому обе…»

Руки даны мне — протягивать каждому обе — — Не удержать ни одной, губы — давать имена, Очи — не видеть, высокие брови над ними — Нежно дивиться любви и — нежней — нелюбви. А этот колокол там, что кремлевских тяж'eле, Безостановочно ходит и ходит в груди, — Это — кто знает? — не знаю, — быть может, — должно быть — Мне загоститься не дать на российской земле.