Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

Москве

«1. Когда рыжеволосый Самозванец…»

Когда рыжеволосый Самозванец Тебя схватил — ты не согнула плеч. Где спесь твоя, княгинюшка? — Румянец, Красавица? — Разумница, — где речь? Как Петр-Царь, презрев закон сыновний, Позарился на голову твою — Боярыней Морозовой на дровнях Ты отвечала Русскому Царю. Не позабыли огненного пойла Буонапарта хладные уста. Не в первый раз в твоих соборах — стойла. Всё вынесут кремлевские бока!

9 декабря 1917

«2. Гришка-Вор тебя не ополячил…»

Гришка-Вор тебя не ополячил, Петр-Царь тебя не онемечил. Что же делаешь, голубка? — Плачу. Где же спесь твоя, Москва? — Далече. — Голубочки где твои? — Нет корму. — Кто унес его? — Да ворон черный. — Где кресты твои святые? — Сбиты. — Где сыны твои, Москва? — Убиты.

10 декабря 1917

«Новый год я встретила одна…»

Новый год я встретила одна. Я, богатая, была бедна, Я, крылатая, была проклятой. Где-то было много-много сжатых Рук — и много старого вина. А крылатая была — проклятой! А единая была — одна! Как луна — одна, в глазу окна.

31 декабря 1917

1918

«На кортике своем: Марина…»

На кортике своем: Марина — Ты начертал, встав за Отчизну. Была я первой и единой В твоей великолепной жизни. Я помню ночь и лик пресветлый В аду солдатского вагона. Я волосы гоню по ветру, Я в ларчике храню погоны.

18 января 1918 [10]

Москва

10

Истинная дата написания этого стихотворения — июль 1919 года. Позже, когда Цветаева составляла книгу «Лебединый стан», она поставила его в самом начале и датировала днем отъезда Сергея Эфрона из Москвы в Добровольческую армию. См.: Е. Б. Коркина. Летопись жизни и творчества М. И. Цветаевой. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2012. — Ред.

«Закинув голову и опустив глаза…»

Закинув голову и опустив глаза, Пред ликом Господа и всех святых — стою. Сегодня праздник мой, сегодня — суд. Сонм юных ангелов смущен до слез. Бесстрастны праведники. Только ты, На тронном облаке, глядишь, как друг. Чт'o хочешь — спрашивай. Ты добр и стар, И ты поймешь, что с эдаким в груди Кремлевским колоколом — лгать нельзя. И ты поймешь, как страстно день и ночь Боролись Промысел и произвол В ворочающей жернова груди. Т'aк, смертной женщиной — опущен взор — Т'aк, гневным ангелом — закинут лоб — В день Благовещенья, у Царских врат, Перед лицом твоим — гляди! — стою. А голос, голубем покинув грудь, В червонном куполе обводит круг.

6 <19> марта 1918

«Белая гвардия, путь твой высок…»

Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу — грудь и висок. Божье да белое твое дело: Белое тело твое — в песок. Не лебедей это в небе стая: Белогвардейская рать святая Белым видением тает, тает… Старого мира — последний сон: Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.

11 <24> марта 1918

«Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет…»

Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет. И вот потомки, вспомнив старину: — Где были вы? — Вопрос как громом грянет, Ответ как громом грянет: — На Дону! — Что делали? — Да принимали муки, Потом устали и легли на сон. И в словаре задумчивые внуки За словом: долг напишут слово: Дон.

17 <30> марта 1918

«Идет по луговинам лития…»

Идет по луговинам лития. Таинственная книга бытия Российского — где судьбы мира скрыты — Дочитана и наглухо закрыта. И рыщет ветер, рыщет по степи: — Россия! — Мученица! — С миром — спи!

17 <30> марта 1918

«Волны и молодость — вне закона!..»

Волны и молодость — вне закона! Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем. Ветру веков доверяем снесть Внукам — лихую весть: Да! Проломилась донская глыба! Белая гвардия — да! — погибла. Но покидая детей и жен, Но уходя на Дон, Белою стаей летя на плаху, Мы за одно умирали: хаты! Перекрестясь на последний храм, Белогвардейская рать — векам.