Бодров, Фролов и Шохирев все ещё, не могли поверить в сказанное. И только переглядывались друг с другом. Вот это да! Война уже наверняка официально объявлена Маньчжурии. И теперь нам вряд ли придётся партизанить, надо будет всем готовиться в поход на настоящую войну. А это надолго, не на один день и месяц!

Маньчжурский полковник, глядя на суровые лица командиров, прочитал в их глазах себе смертный приговор. Иначе и быть не могло: война есть война! Но жить-то очень хотелось.

И с жутким воплем он упал сначала на колени, а затем лицом вниз, в тёплую вечернею землю:

— Не убивайте, у меня вся семья погибнет, а их десять душ!

Солнце село и быстро сгущались сумерки. Надо было принимать какое то общее решение. И казаки не знали, что делать. И что делать с этим незадавшимся полковником. Нельзя было отменять назначенный отдых людям и лошадям. А лошадь с казаком здесь, на войне, они ещё ближе стали. Оба под пулями ходят. Последнюю краюху казак своему коню отдаст.

— Тебе нужнее, дружище. Только в бою не подведи меня! — шепчут суровые казацкие губы. Да ты и сам всё знаешь, мой конёк вороной! И верный конь кивает ему своей косматой и понятливой головой, будто бы сердечно говорит ему: — Не журись, казаче! Мы ещё вернёмся с победой домой!

А бывало, что слеза стынет в глазницах у коня, и он уже знает, что не судьба им вернуться домой вместе с хозяином. Конь ближе к природе, он чувствует смерть своего хозяина заранее. Но и тогда он не бросит его в бою и на смерть пойдёт вместе с ним. Хотя мог бы спастись!

— Может не стоит убивать этого полковника, — первым заговорил Василий Шохирев. Заберём его документы с собой, большего он и сам не знает. Зачем нам еще одна, никому не нужная смерть. Хоть и чин он немалый, но все мы люди! И если мы не проболтаемся сами, то подробностей знать никто не будет. В округе нет больших частей, а тем, что мы гостинцев в душу насовали, бегут без памяти от нас, чуть ли не до Пекина. Отпустить его надо!

Не хотел Лука Бодров выступать сейчас в роли судьи, но пришлось.

— Не имеем мы права отпускать тебя живым отсюда, это будет не по военному. И не хотим мы уничтожать мирных горожан, хоть и война уже объявлена. Мы русские казаки, и мы гордимся этим! Умеем мы воевать, и не знаем в бою пощады. Но в мирной жизни мы труженики, как и ваш народ, и делить нам с ними нечего. Ради твоих детей мы дарим тебе жизнь, а всей твоей семье кормильца. Иди к своим горожанам и скажи им, что мы их не тронем. Мирный народ нам не враги.

Слабый костерок освещал суровые лица казаков. И даже лёгкий ветерок не посмел тревожить людей, а вдруг они передумают?

Послышался всхлип полковника, он не знал, что ему говорить и как благодарить командиров.

Сейчас он безропотно стоял на своих ослабевших ногах, размазывал слёзы по щекам, а они все катились и катились градом.

Усмехнулся Бодров и легонько подтолкнул полковника в спину и в сторону города — иди! Иди, пока не передумали! Засмеялись и другие командиры.

— Иди, тебя твои любимые дети ждут!

Всем стало так легко на душе, как будто бы им уже открылась дорога в рай. И пусть даже не открылась, в это тяжело было бы поверить. Столько было у всех казаков грехов. Но разве в этом дело, всё равно душе хорошо!

Со стороны маньчжуров никакой опасности не предвиделось. Спокойно поменялись сменные часовые. Всё было тихо. И только листочки на деревьях что-то сонно роптали на казаков. Но те спали, как убитые.

Пришла пора и командирам отдохнуть и они ведь не из железа сделаны. Где стояли они, там и попадали на свои лохматые бурки, и сон их сразу сморил.

На рассвете часовой разбудил Бодрова и Шохирева. Его безусое лицо было очень весело, как у мальчишки. Отдых вернул ему молодые силы, и неугасающий задор.

— Опять этот сумасшедший полковник к нам в гости с белым флагом тащится, наверно по своей пуле скучает. Может шарахнуть в него из винта разок, для острастки?

— Не стрелять! — командует Лука. — Ведите его сюда!

Полковник был одет в свой парадный мундир, но через его руку была повязана траурная лента. Похоже было, что совести своей он всё же не потерял, так как радоваться ему особо было нечему. Остался командир без своего гарнизона! Но, похоже было, что тот больше думал о живых! И не о себе вовсе!

Седеющий полковник был искренним:

— Благодарные жители моего города уже накрыли столы и собрали часть контрибуции или, не знаю, как это у вас называется, за то, что вы не уничтожили их во время военных действий. Они мирно к вам настроены, без всякой вражды. И сейчас мы просим вас всех в гости к нам.

И трудно было ему не верить. Как говорится, всё на лице было написано.

Но знал Бодров не понаслышке, как коварны азиаты. И что отравить противников для них — милое дело. И ножами могли они всех казаков порезать. И многое другое придумать, что могло их всех уничтожить. Но знал ещё Бодров и об их гостеприимстве, где действовали совершенно другие законы. Когда никто не посмеет обидеть гостя, даже взглядом. Когда сам хозяин на верную смерть пойдёт, чтобы спасти честь гостя и свою собственную честь. Бывали и такие случаи.