Сильно усталый, генерал появился только к ужину. Лицо его было непроницаемо, но нам он, как бы виновато, улыбнулся. Ведь мы тоже извелись в этой длительной осаде, да ещё при невидимом противнике.

— Документы вам выдадут только в день отплытия парохода. Казаки могут взять с собой только одежду и еды на сутки. И, естественно, свои справки об освобождении из плена.

Идиллия может тоже поехать в Россию, но только одна. К вам она не имеет никакого отношения. Соответственно и вещей может взять столько, сколько ей надо одной.

Лицо Идиллии счастливо, и отец невольно думает: — Чему радуешься доченька: везде коварство и обман. А ты так наивна, моё единственное дитя. Кто же тебя там защитит? Милая ты моя!

Ему хочется плакать навзрыд, но слёз уже нет. И сердце отца разрывается на части — болеть устало!

Василий тоже замкнулся и старался уйти в сад к своему любимому старому карпу.

Тот узнавал казака и спешил к нему. Рот карпа что-то тараторил и глаза его оживлённо блестели. И блаженно закатывались, когда Василий почесывал ему крутые бока.

— Рыба, но насколько она умна — думает Василий. — А мы всё воюем друг с другом, — и подытожил, — паразиты мы! Всё уничтожаем, всё, что попадётся. И нам по сто лет не прожить, но это и к лучшему: всё меньше крови на нас будет!

— Прощай мой друг, мой безответный дедушка. Ты моя единственная радость на всю вашу Японию. Только ты и смог понять мою суровую душу: добр я, как и ты, но кто об этом знает?

И сидит горемыка возле пруда и, странное дело, у карпа из глаз капают крупные жемчужные слезинки на цветные камешки дна. И рот его скорбно, совсем по-старчески, закрыт.

Он всё понимает! Возможно и не меньше нашего. А может и глубже всё воспринимает — этот мудрец вселенной!

Пароход уже вторые сутки стоял у пристани и, как всегда, работа на корабле всем находилась. Сновали моряки по трапу и не предвиделось окончания этой суматохе. Равнодушно взирали на них немногочисленные пассажиры. Их больше всего волновала экзотика этой малопонятной для европейца страны.

Но завтра день отплытия «Виктории» до Владивостока и все приготовления, волей неволей, завершались. Зевак это мало интересовало и они толкались, как рыбы на нересте, у причала. Были здесь и Коно с Такахаси, и у них были свои причины здесь присутствовать. И одна из них очень значимая для их чести и их родственников. Всё же хотелось им отблагодарить русских казаков по-человечески, по совести. А как это сделать, они не знали.

Сначала им гордость не позволяла и мыслить об этом, но все их родственники настояли на своём решении. Их заинтриговало то, что казаки никого не побоялись, даже самого императора, и не пошли на заманчивое убийство. А ведь сами японцы, как ни стыдно это признать, помышляли совсем другое. И готовы были убить казаков не задумываясь — сейчас им стыдно за это.

Этим русским не надо было легкой славы, они победили сразу всех японцев своей человечностью. А это, согласитесь, посильнее всякого оружия — душевно любить человека.

И за этот великий человеческий подвиг их долго будут помнить честные люди Японии. Их дети, как ни странно, уже играют в казаков. И почти совсем так же, как русские мальчишки в своих казаков-разбойников у себя в далёкой России.

Сидя верхом на палочках своих деревянных, воображаемых и резвых конях, скачут они по пристани. В руках у них деревянные казацкие шашки. А на голове что-то похожее на страшные казацкие папахи. Но только от этого игра ещё больше становилась интересней. И уже слышен перестук деревянного оружия, это встретились отважные конники. Но и тут русское, зычное слово «Ура!» оказалось посильнее напевного клича «Банзай!»

И, как ни странно, японские казачата побеждают своего родного и такого же сопливого противника, друга своего. Сегодня это никого не удивляет, все равно в итоге победила дружба. Но сколь долго это будет продолжаться, никто не знает. Вырастет другое поколение японцев. И возможно зазвенят сабли яростных бойцов и прольётся всенародная кровь.

Болит сломанная рука у Коно, но он не уходит домой, всё надеется на добрую встречу с казаками. И Такахаси тоже весь извелся в ожидании, и он должен как-то отблагодарить русских, а подарков им припасено немало. Но казаков почему-то среди этих любопытных людей не было.

Нет их на пристани, и вообще нигде нет, даже дома. Удивительно всё это.

И только тут до японских борцов доходит вся простая истина, что правы казаки. Найдётся своя сволочь, или наймит какой-либо, и в такой толпе их проще простого убить. И страшно им от такой мысли становится. За что?

А тут еще и русский генерал ни с того ни с сего на пристани трётся. И одет он очень уж подозрительно, как хамелеон, на все случаи жизни. И ещё очень похоже, что он при деле сейчас, как охотничий пёс в поиске рыскает. И глаза его так же всё зыркают по сторонам: — нет ли где казаков! А кого он ещё мог здесь высматривать? Только их!