– Что же он сказал? – настаивала Эсми, загоняя меня в угол. Как же ответить?

– Сказал, что никогда не сможет забыть меня. Что я совершу ошибку, сделав другой выбор…

– Ты не сожалеешь?

Я подняла глаза, чувствуя внутри уверенность, несмотря на постоянно живущую во мне робость.

– Нет. Выбор был очевиден.

– Хорошо, - согласилась Эсми. – Я вижу, ты любишь его. Все станет проще со временем.

– Надеюсь, - я улыбнулась приветливой женщине, впервые чувствуя к ней прорывающуюся сквозь вину привязанность. Врожденное благородство создавало впечатление некоторой холодности и отстраненности, но внутри Эсми была невероятно терпелива и добра. Просто мне необходимо было время, чтобы привыкнуть и почувствовать себя частью ее мира.

– Однажды сын сказал мне, чтобы я повнимательнее к тебе присмотрелась и быстрее смирилась с тем, что ты в этом доме поселилась навсегда, что ты – его судьба, - задумчиво покачивая кроватку, поделилась сидевшая напротив меня Эсми, и я испуганно округлила глаза на следующих престранных словах: - Он словно сильно повзрослел всего за одну ночь, говорил так серьезно – совершенно не похож на подростка, каким я привыкла его видеть. А когда за завтраком я попросила уточнений, не смог ответить ни на один мой вопрос. Только замер, перестав жевать и таращась на меня, будто все понимает, но не собирается отвечать. Совсем как ты сейчас, - усмехнулась Эсми, указывая на то, что я смотрю на нее, шокировано открыв рот. – Ты что-то об этом знаешь, так ведь?

– Нет, нет, – поспешила я ответить, а в голове в яростном вихре крутились догадки. Что если Эдвард возвращался вновь – на этот раз чтобы помочь матери сделать правильный выбор и помочь нам быстрее стать единой семьей? Любопытство жгло с невероятной силой, будущее – то, что всегда хочется знать. Если Эдвард вернулся предупредить, значит ли это, что были совершены новые ошибки, которые он непременно хотел исправить?

– Есть вещи, о которых нам лучше не знать? – проницательно предположила Эсми, улыбнувшись мне.

– Вероятно, да, - согласилась я, мучаясь любопытством не меньше, чем женщина напротив. И самое неприятное – мне не у кого было разузнать секрет, ведь Эдвард, который вернется сегодня вечером из университета, ничего не знает о будущем, которое всех нас еще ждет.

~~~

Покачивая Льюиса, я с теплом вспоминала Эсми, отношения с которой налаживались день ото дня. Постепенно я поняла, что холодность, которой меня встретила мать Эдварда – это вовсе не неприятие ко мне, а обыкновенная флегматичность. Женщина воспринимала действительность с удивительным спокойствием, умиротворенной меланхоличностью, которой можно было позавидовать. Потрясения обходили ее стороной, разбиваясь о непроницаемую оболочку.

Я стала понимать, от кого Эдварду досталась присущая ему невозмутимость. В его объятиях ко мне неизменно приходило расслабление, как будто аура его спокойствия окружала и исцеляла меня. А его ласки и поцелуи заставляли забыть о невзгодах и ощутить себя самой счастливой и удачливой женщиной на всем белом свете.

Спустя год я начала помогать Эсми в ее бизнесе – она занималась реставрацией старинных домов и проектированием новых в старинном стиле. Бизнес развивался неторопливо, но успешно, постепенно расширяясь вглубь страны. Поняв, что я отлично справляюсь с ведением дел в ее отсутствие, Эсми стала уезжать и налаживать связи в других городах, отсутствуя подолгу. Дом оставался в нашем с Эдвардом распоряжении, но я скучала по доброй женщине, не раз помогавшей с маленькой Самантой.

Так или иначе, дела шли хорошо, и никаких причин для беспокойства о нашем с Эдвардом будущем не возникало – мы по-прежнему наслаждались обществом друг друга, курортный роман обрел физическое продолжение, вопреки утверждению, что такие романы не могут перерасти в любовь.

Я уложила Льюиса в кроватку и качнула ее прежде, чем вернуться в спальню. Муж спал на моей подушке – почувствовав мое отсутствие сквозь сон, автоматически передвинулся, ища меня рукой. Я улыбнулась такому очевидному проявлению неосознанной любви, тихонько устраиваясь рядом, чтобы не потревожить – Эдвард очень уставал, много работая на поприще науки, став заслуженным специалистом в ядерной физике к тридцати годам. Нобелевскую премию за свое открытие получил еще четыре года назад, и с того дня без устали исследовал сложную область науки, встречаясь с учеными разных стран и путешествуя по всему миру в поисках ответов на новые вопросы.

Наша семья казалась мне крошечной, незаметной серой точечкой в бурлящем потоке остальной его яркой жизни, хотя Эдвард всегда уверял, что без меня у него не было бы ничего. Дом и дети – то, к чему ему хотелось возвращаться, место, где он мог перестать думать и просто отдохнуть, позволить себе побыть обычным человеком, мужем и отцом.

К тридцати он достиг большего, чем другие ученые в его возрасте. Если бы не та судьбоносная встреча на пляже, я бы с трудом смогла поверить, что являюсь такой же необходимой частью его жизни, как и наука. Работа давала ему признание, я же дарила ему любовь…

Как только моя голова коснулась подушки, Эдвард, не просыпаясь, крепко обнял меня, притягивая к себе – я оказалась окруженной его горячими руками и ногами, такими же уютными, какими и всегда. Подняв руку, я осторожно провела кончиками пальцев по небритой щеке, тронула аккуратные бородку и усики, которые он отращивал «для солидности». Уже непохожий на того юного мальчишку, которого я встретила в рыбной лавке отца, но остающийся неизменно привлекательным и сексуальным мужчиной. Трудно поверить, что когда-то мы еще даже не были женаты…