A moongate in my wall: собрание стихотворений
вернуться

Визи Мария Генриховна
Шрифт:

1929

148. «Размалеванный петрушка…»

Размалеванный петрушка, горбоносый, в шапке красной, ах, бренчи своей игрушкой, но не надо, не старайся, для меня не улыбайся, все напрасно! Ты забавный, ты хороший, но не жди в кулисной тени — я к ногам твоим не брошу поцелованной сирени. Я давно-давно забыла, от чего так больно было, ах, не все ль тебе равно — это было так давно! Пой, петрушка! Видишь, в зале люди полны ожиданья, — разгоняй же их печали, позабудь свои страданья. Ведь в толпе тысячеликой все равно петрушка глупый то, что ищет, не найдет. Время — враг и друг великий, а сердца на память скупы, — я не помню давний год!

1929

149. «Я в черной щели потеряла…»

Я в черной щели потеряла свое любимое кольцо. Ты видишь, как печально стало и как бледно мое лицо! Овал блестящий хризопраза, оправы тоненький изгиб, и вдруг — темно и пусто сразу, зеленый перстень вдруг погиб. А если правда, счастье — в камне? И камень, вправду, гонит зло? И благо все, что жизнь дала мне, благодаря ему пришло?

1929

150. «Ты знаешь, кто-то ходит, длинный…»

Ты знаешь, кто-то ходит, длинный, склоняется к твоим косам и ревностью своей старинной тебя ревнует к небесам. Ведь это он тебя от солнца ведет в пустой и хмурый день, в твои блеснувшие оконца своей тоски наводит тень. О, он бессветный и угрюмый, чего он ищет — не открыть, и ты наивной детской думой его в силах ощутить, но если, вдруг, почуяв счастье, ты хочешь броситься вперед — как схватит он твое запястье и как обратно отшвырнет!

1929

151. We Needs Must be Divided in the Tomb.George Santayana («Мы будем и в могилах врозь с тобой…») [98]

Мы будем и в могилах врозь с тобой, ведь я хотел бы только умереть в горах Испании, и мрак последний зреть в долине молчаливой и пустой. А ты — как грустно! — Ты приют найдешь на побережьи северной страны, и в тень куста, и в аромат сосны, в туман, который стелется, уйдешь. В одном гробу, в конце любви земной пусть рыцари и дамы их лежат; но море разлучит твой прах и мой. Оттуда наши души улетят, любовью обожженные иной, и в землю не падут сердца назад.

98

Translation of "We needs must be divided in the tomb," Sonnet XXV from George Santayana Sonnets and Other Verses (1894).

1929

152. Oh, If the Heavy Last Unuttered Groan.George Santayana («О, если бы последний, тяжкий стон…») [99]

О, если бы последний, тяжкий стон, что спрятан здесь, на волю выйти мог, моей тоске покой послал бы Бог. и сердце б камнем запечатал Он. Какой я искупаю, небо, грех? Что было милым, разве грех любить? Я не жил, одиноко кончу жить, лишенный и надежды и утех. Не ново это. Многим так дано. Пустынные года и горя дни печалили их жизнь. И нее они искали отдых, — поздно, все равно. Я знаю, Рок, каким путем иду. Вся радость позади. Я смерти жду.

99

Translation of "Oh if the heavy last unuttered groan," Sonnet XXVI from George Santayana Sonnets and Other Verses, 1894.

1929

153. A Pipe Is Singing on the Bridge Alexander Blok [100]

A pipe is singing on the bridge and apple-trees in blossom are. An angel raised above the ridge of sky a star — but one green star — and it's a marvel from the bridge to see such depth, and very far above to see the star. Thus sings the pipe: the star does shine, oh shepherd, bring thy kine… And by the bridge the waters join: — See, what a quickly running stream, forget your worries, do not pine, for depths like this — so clearly gleam you never saw till mine, and stillness that so deep would seem you never heard till mine. See, what a quickly running stream, when did you ever dream this dream?

100

Translation of "Свирель запела на мосту" (1908).

1929

154. «Кармен! «Как много в этом слове…» [101]

М.А. Зыряновой

Кармен! «Как много в этом слове для сердца юного слилось». Как часто, дрогнув наготове, к ногам Кармен оно неслось! Весь мир бывал — одна Севилья, и заменяли жизнь и все ее порхнувшая мантилья и кончик туфельки ее. Бывали жгучие мгновенья, когда, в восторге и без сил, ее блестящего явленья весь исступленный зал просил, и, вся сверкая, появлялась у складок бархата Кармен, и зало бешено срывалось среди дрожавших стоном стен. Но глухо лились лейт-мотивы, и не слыхал никто из нас в то время, как судьбы огниво ей высекало смерти час… Ушла Кармен… Пусть будет снова зеленый занавес взлетать — от голоса ее грудного уже сердцам не трепетать. Пусть в тот же бодрый темп квадрилья у цирковых проходит стен… Но победивший Эскамильо увидел мертвую Кармен.

101

For М.А. Зырянова see note on poem 46. The quote m the text «Как много в этом слове / для сердца юного слилось» is modified from the lines «Москва… как много в этом звуке/Для сердца русского слилось!/Как много в нем отозвалось!» in A.S. Pushkin’s Eugene Onegin, Chapter 7, XXXVI.

1927

155. Your Temple, God, Is in the Sky. N. Gumilev [102]

Your temple, God, is in the sky, but earth is your abode as well. And birds among the limetrees fly, and in the limetree forests dwell. A bridge is cast to us, which glows with stars all different to view; across it angels walk in rows, who always speak of us to you. If, God, all this is really so, if I have rightly understood, give me a sign, and let me know that I am singing as I should: To her, who is in grief, appear, a Light that eyesight cannot heed— and render blindingly clear each explanation she may heed. For lovelier than birds that sing, more blessed than an angel's lyre are gentle lashes quivering and smiling lips that we admire.

102

Translation of "Канцона вторая" from N. Gumilev, Костер(1918), and later included in К синей заезде (1923). Vezey translates the modified text in К синей звезде, where the second stanza is "Переброшен к нам светлый мост./И тебе о нас говорят / Вереницы ангелов-звезд,/Что по-разному все горят." See N. Gumilev, Собрание сочинений, Washington, 1961, II, р. 288, note on poem 237.