A moongate in my wall: собрание стихотворений
вернуться

Визи Мария Генриховна
Шрифт:

1928

43. You Will Remember Me Forevermore (N. Gumilev) [65]

You will remember me forevermore and all my world of magic and of light, a flaming world, with music held in store, amid the rest — the only that is right. You could have made it yours, did you but speak It was too small for you, or else too wide. Perhaps the poems which I wrote were weak that all my prayers for you have been denied. But later — later you w ill drop your head, «I do not dare remember», you will say, «Another world has conquered me instead, has won me by its crude and simple way.»

65

Translation of "Еще не раз Вы вспомните меня" from N. Gumilev. К синей звезде (1923). In Stikhotvoreniia the first line of the second stanza had a misprint ("You could have made it yours, did you but to speak") which is corrected in the present edition.

1925

44. «Стукнув дверью, кто-то вошел…»

Стукнув дверью, кто-то вошел. Мы не слышали, но узнали, как, ложась неровно на пол, сапоги его зашуршали. Пробежала дрожь по спине… И когда осмелились — «Кто вы?». Он стоял, прижавшись к стене, и в ответ не бросил ни слова. Тихо-тихо стало вокруг; только треснул графин с цветами, точно тот, непрошенный, вдруг замахнулся дико руками. И потом ушел в темноту, и мы все понять не хотели, для чего он был и к чему серебрились зубы — блестели.

1925

45. «I used to wear a crown…»

I used to wear a crown, a mantle and a ring, and I, who am a beggar, pretended I was king. But I grew sick of playing. I broke my heavy crown, I donned my raggy garments and wandered down town. And now, if people greet me, passing by the square, it isn't for my headgear, but for my golden hair, and if they toss a coin that's rather large in size, it isn't for my jewels, but for my shining eyes.

1925

46. «Вы пленять всегда способны…» [66]

М.Л. Зыряновой (Бенефис. 1923)

Вы пленять всегда способны, в каждой роли Вы милы, но в «Кармен» Вы бесподобны, выше всякой похвалы! Вы — Севильи восхищенье, но сдается сильно мне, (не сердитесь за сравненье!) — Вы сильны и в Харбине. Вы любовь примите нашу, о, царица всех сирен, за Далилу, за Любашу. за Амнерис, за Кармен.

66

М.А. Зырянова: Mariia Aleksandrovna Gersdorf, stage surname Zyrianova, mezzo-soprano, opera singer, prima donna of Harbin opera in the early 1920s. She was particularly popular singing Carmen in Georges Bizet's Carmen, Delilah in Camille Saint-Saens' Samson and Delilah, and Amneris in Giuseppe Verdi's Aida. She died on 26 February 1924 in Harbin. Poems 83 and 154 are also dedicated to her.

1923

47. «Тех ландышей, что ты вчера мне подарила…» [67]

Леле Мосоловой

Тех ландышей, что ты вчера мне подарила, пьянящий аромат я в темноте ловлю, и не могу понять, за что ты полюбила ту самую меня, что я так не люблю. Как ты мне дорога — цветы вот эти знают: они своей душой проникли мне в мечты. Они нежны, как ты, тебя напоминают, и если б говорить могли — то так, как ты.

67

For Леля Мосолова see note on poem 21.

1923

48. «Боже, той игры, что Ты мне задал…»

Боже, той игры, что Ты мне задал, чувствую, что мне не доиграть. Неужели тех, кто духом падал в этой жизни. Ты не мог прощать? Если долго мне еще томиться, если смерть нескоро заслужу, и сам а, — пусть это не простится,— на себя я руки наложу, неужель не будет сожаленья в приговоре праведном Твоем, в час, когда, докончив преступленье, я приду с опущенным лицом, и увидишь Ты, как я заплачу, потому что не хватило сил,— слишком трудная была задача, та, что Ты мне, Боже, предложил.

1924

49. «Я стою на высоком холму…»

Я стою на высоком холму. Я пришла по пути Твоему. Видишь, — лунный серебряный щит на дороге следы сторожит. Отчего же я стала такой, что напоены песни тоской, что блаженные я не пою даже в тихую полночь Твою? Если видишь и сжалишься Ты, — дай метнуться сейчас с высоты, дай звенящую лютню разбить, дай на камни упасть и не быть!

1928

50. «Ночью на земле гуляют гномы…»

Ночью на земле гуляют гномы, где дорожки месяц осветил, делают воздушные хоромы тем, кто очень сильно попросил. Кажется, счастливей нет народу, чем душонки глупые людей, выпущенных снами на свободу от тоски-печали от своей. Кажется, другой не надо славы и не надо радости другой, только ощущать ночные травы под своей ушибленной ногой. и. входя по лестнице чудесной, к самым вышкам взглядами прильнуть, чтоб из самой темноты небесной сырость полуночную вдохнуть.