– Они повернули влево и поехали в долину, насколько я могу сказать. Я видела одних бирманцев, их главный сказал, что собираются требовать за меня выкуп. А вас они будут... они хотят знать, кто вы и откуда. Об этом нетрудно было догадаться.

– Выкуп? Выкуп - это хорошо. Вот только у кого они собрались его требовать? Сомневаюсь, что сюда спешат переговорщики - после того, как американцы тут все размазали. И что, вменяемые бирманцы-то?
– тяжело вздохнув, поинтересовался Иван.
– Черт знает, чего от них ждать? Про меня-то, тоже нетрудно догадаться, откуда свалился рыцарь справедливости...

– Я не знаю. Но они и впрямь намного сдержаннее прежних. Кажется, их командир даже велел ничего нам не делать. Меня никто не тронул.

– Единственное светлое пятно, - пробурчал Иван.
– А где мы теперь? Что вокруг клеток? И где караул?

– Мы в хижине на окраине их лагеря. Вокруг клеток плохо видно, полутьма, но помещение пустое. Внутри только тюремщик, караул, видимо, снаружи.

– Кансю га хитори ка? Доко? Буки га? (Тюремщик один? Где? Вооружен?) - быстро спросив по-японски, настороженно завертел головой Иван, а потом, приложив руку к лицу, простонал - А-а-а, блин, теперь же я даже кролику башку не смогу свернуть...

Впрочем, матрос спецназначения явно не желал показывать слабость. Он глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул, и, с видимым усилием восстановив равновесие, спросил:

– Так это караульщик мне пятки подпалил, паскуда? Ладно, я запомню. И с тобой правда ничего-ничего не сделали? Даже по попе не хлопнули?

– Мне ничего не сделали, - уверила Амико.
– Тюремщик сидит у себя в углу за каким-то столом и иногда на нас смотрит. Он не понимает японского. Оружие... кажется, пистолет есть.

Она помедлила.

– Иван-сан, пока есть время, вам лучше не задумываться о таких вещах. Постарайтесь расслабиться и подождать. Может... может, слепота пройдет.

– Расслабиться и ждать... это не наш метод, - Иван подобрал ноги под себя, и схватившись руками за решетку, напряг могущие мышцы. Акеми услышала негромкий треск. Бамбуковая клетка была сделана на совесть - толстые стволы скручены прочной стальной проволокой, но ей вдруг показалось, что еще немного, и они подадутся. Правда, тюремщик в своем углу тоже заметил что-то подозрительное и поднял голову.

Не говоря ни слова, кургузый бирманец подхватил свою палку и в один миг оказался возле клетки Ивана. Грубо обрезанный конец бамбукового орудия молниеносно впился в беззащитное лицо не видящего противника русского. Пропахав на коже глубокую ссадину, палка едва не вбила нос пленника внутрь. Тут же отдернув орудие, тюремщик оперативно стукнул Ивана в печень. Орудовал палкой он с завидной ловкостью.

Иван, видимо, услышал приближающиеся шаги. Хотя Акеми то ли не пришло в голову его предупредить, то ли девушка просто не успела, русский понял, что сейчас начнется, и попытался блокировать удар, а потом и перехватить палку, но без глаз не сумел сделать ни того, ни другого. Отшатнувшись от удара и впечатавшись спиной в заднюю стенку клетки, он неловко отмахнулся, пытаясь поймать палку, но понял бесполезность таких попыток и мгновенно прикрыл голову и лицо предплечьями и напрягся. Удар в печень, который заставил бы любого другого человека повалиться, беззвучно разевая рот от боли, не причинил ему никакого ущерба, поскольку пришелся в толстенную броню брюшных мышц.

– Ах ты, сука...
– прохрипел он, шмыгая разбитым носом.
– ...Акеми, где он? Что делает?

– Он стоит и приме...
– начала было девушка, но гулкий удар палки по прутьям ее клетки заглушил слова. Пван услышал упрямое: - Он примеривается ударить в живот!..

Затем прозвучало нечто мягкое и утробное, и девушка подавилась словами.

– Паскуда!!!
– от яростного рыка Ивана с тростниковой кровли посыпалась труха. Он ринулся вперед, и решетка затрещала от удара плечом. Лишь отсутствие разбега не дало ему снести переднюю часть клетки одним ударом. Бешено тряся бамбуковую решетку, Иван заорал по-русски: - Сюда, мать твою!.. Еще раз ее тронешь, я тебе яйца в трахеи запихну!

И, по-японски:

– ...Акеми! Молчи, ничего не говори!..

На этот раз палка припечаталась о висок - видимо, тюремщик догадался, что подсказывала русскому девушка. Второй удар кургузый нацелил в пах.

Иван словно не заметил удара в висок - размахнуться, как следует, тюремщику не давала клетка, а вложить в тычок легкой бамбуковой палкой достаточно силы, чтобы серьезно достать такого гиганта, щуплый бирманец просто физически не мог. Удар в пах был эффективнее - русский дернулся и зашипел сквозь зубы, но выдержал удар и отреагировал со стремительностью гадюки. Обрушившаяся сверху правая рука прижала не успевшую отдернуться палку к поперечному пруту решетки, не дав тюремщику вытащить ее обратно. Иван на краткое мгновение замер, ловя реакцию противника - попытается ли тот вытащить палку силой, или предпримет что-то еще?

Бирманец был старой опытной сволочью. Как только русский поймал палку, он не стал пытаться выдернуть ее, здраво рассудив, что с таким богатырем тягаться - себе дорожи. Тюремщик тут же выпустил утерянное орудие и торопливо захромал в свой угол. Щелканье взводимого оружия прозвучало зловеще, Амико в ужасе громко выдохнула.

Втянув палку к себе, Иван продемонстрировал в сторону противника странный и незнакомый Акеми жест - сжатый кулак правой руки, на перегиб которой легла левая рука. Хотя японка не уловила конкретного смысла, выглядело это, надо сказать, весьма экспрессивно и даже впечатляюще. Этимологии русских слов, который Иван произнес при этом, она, естественно, тоже не знала, и у нее возникло чувство, что лучше бы и не знать. Потом русский добавил по-английски: