– Со мной-то? А, ерунда... ничего серьезнее клинической смерти... из которой вытащила одна... обыкновенная японская школьница. И она всего лишь... всего лишь устала...

Иван замолчал, потом просунул правую руку сквозь решетку, вытянув ее в сторону клетки Амико. Широкая ладонь, бугрящаяся мозолями, легла на земляной пол - она, наверное, даже смогла бы дотянуться до нее, если прильнуть к решетке.

И Амико прильнула. Не понимая, зачем, просто захотев коснуться его. Его, такого большого и несчастного.

Изрезанная тросом маленькая ладошка едва дотянулась до широкой кисти русского. Вытянув руку, девушка коснулась мужчины кончиками пальцев.

– Иван-сан...
– слова почему-то никак не шли, и не из-за того, что после напряжения трудно дышалось.
– Когда вы были без сознания, Кейко хотела, чтобы я ушла с вами. А я... мне... я не хочу от вас уходить. И я не хочу, чтобы вы умирали.

Его жесткие сильные пальцы необыкновенно нежно коснулись ее руки, скользнули по шрамам на ладони, потом сжали пальцы Амико с силой, которая заставила ее вздрогнуть. Словно замкнулся контакт, и в ее тело ровным, мощным и неудержимым потоком устремился обжигающий электрический ток. Перед глазами девушки вдруг встали никогда не виданные вживе картины: бескрайние леса, статные сосны и ели, плавно покачивающие верхушками в свободном потоке северного ветра; уходящие за горизонт громадные мачты электропередач незнакомого рисунка, с широким треугольным основанием; легкое гудение стальных проводов, впаянных в невероятно огромную сеть, простирающуюся на тысячи и тысячи километров...

– Кейко-тян правильно звала, и конечно... надо было уходить... но я... я счастлив и горд, что ты так говоришь, Амико... Мне ни разу еще не довелось встретить такую девушку, как ты... да и больше не доведется, наверняка. Поэтому скажу сейчас - я буду защищать тебя... не по приказу. Сколько бы нам не осталось времени...

Помолчав, Иван добавил:

– Правда, защитник из меня теперь аховый...

– Не говорите так, - ее голос был почти неслышен.
– Вы смогли защитить меня. Мне больше не страшно, даже если я погибну. Не знаю, все ли дело в страдании, которое, как говорят, очищает, но только преодолевая невзгоды вместе с вами, я почувствовала... что мне хорошо. Потому что вы защищаете меня. Потому что я вижу вашу душу, Иван-сан.

Амико не знала, откуда берутся эти слова, красивые, идущие откуда-то из глубин сердца и усмиряющие боль. Но девушка и не думала замолкать.

– У вас добрая душа, Иван-сан. Вы хороший человек. Я... я не хочу, чтобы вы чего-то боялись, боялись не суметь защитить меня. Вы самый... самый сильный на свете! И я верю, что вы меня защитите, а я смогу защитить вас. Мы встретим все, что нас ждет, вместе.

Иван повернул голову к Амико, и его зрачки беспокойно ходили туда-сюда, не в силах сфокусировать взгляд. Прикрыв, наконец, глаза, он пару раз стукнул себя левым кулаком по лбу, и застонал:

– ...Проклятая судьба - и в такой момент я тебя не вижу!..

Из уголка его глаза скатилась слеза, он смущенно утерся и продолжил:

– Раз ты веришь, что я... даже слепой, смогу тебя защитить... блин, тут уж не скажешь - 'извиняйте, не справился'. Слушай, мы действительно вырвемся. Не знаю, далеко ли сможем уйти, но, я всегда считал, что даже помирать лучше на свежем воздухе, а не в клетке. Как у нас говорят: 'На миру и смерть красна.'

– А говорят, русские непохожи на японцев, - прошептала Амико.
– Вы настоящий самурай, Иван-сан. Я верю, все будет хорошо. Но сейчас вам надо... отдохнуть. После того, как вас мучили...

И они действительно попытались отдохнуть. Возившийся в своем углу тюремщик косился на тихо разговаривавших пленников, но успокоился, когда оба затихли. Амико не говорила ни слова, молчал и утомленный Иван. Шли минуты, превращаясь в часы. Пленныая девушка и русский полулежали в клетках, набираясь сил по капле.

Но спокойствие длилось недолго. Когда за стенами хижины начало всерьез опускаться солнце, ослепленный Иван услышал шаги от порога. И тут же судорожно и громко вздохнула Амико.

– Что такое?
– Иван поднял голову и повел головой вправо-влево, прислушиваясь.
– Амико, что там?

А девушка смотрела, зажимая рот, на высокого худого араба с вытянутым лицом и густойц бородой, чей злорадный оскал продемонстрировал на миг распухший язык со следами укуса.

Тот самый насильник, что едва не сделал несчастную японку безумной, стоял перед клетками и смотрел на недавнюю жертву злыми запавшими глазами угольной черноты. Он казался еще больше, чем раньше, затянутый в новенькую натовскую форму без знаков различия, с повязанной на лохматой грязной голове зеленой косынкой. Поняв, что Амико узнала старого знакомца, араб громко пнул прутья ее клетки и выразительно произнес, шепелявя:

– Шармута!

– ...Амико, что происходит? Кто это?..
– требовательно спросил Иван, который быстро уселся, подобрав под себя ноги и ухватившись за решетку. Его обращенное к Амико лицо было напряженным и решительным - что бы ни случилось, русский явно не собирался оставаться в стороне.

– Это... это...
– еле слышно проептала девушка.
– Это... он... тот самый...

Араб тем временем с подозрением перевел взгляд на русского и пнул уже его клетку.

– Кто? 'Кто тот самый'? Кто-то из бандюков, которых вас уволокли в той деревне?
– не обращая внимания на удар, громко спрашивал Иван.