Вадим Петрович и Рафаил работали колунами. Трудно сказать, у кого получалось лучше. Руководитель изостудии набрасывался на чурку яростно, как на врага, — щепки летели во все стороны, так что и подходить страшно. А Рафаил вроде и не торопится. Подставит чурку, тюкнет по ней, словно примеривается, — эффекта никакого. Тюкнет еще, чуть посильнее, — и смотришь, чурка разваливается сразу на четыре части. Остальные собирали поленья, таскали их в дровяник. Много было бестолковки и суеты, пока Вадим Петрович не скомандовал, чтобы встали конвейером. Тогда работа пошла слаженно. Лилька складывала поленницу, Валерик подавал ей дрова. С каждым поленом она поворачивалась к нему, от близкого ее взгляда у него прерывалось дыхание, подпирала к горлу истомная волна. И хотя с непривычки у него выкатывались струйки пота, работалось легко, как игралось. Очередной раз он повернулся к Диме, чтобы получить полено, но тот развел руками.

— Все, аут.

Машины чурок как не бывало. Зато в дровянике — до самого потолка ряда в три-четыре — поленница.

— Вторую бы машину, — сказал Валерик, утираясь, — у меня как раз второе дыхание открылось.

— Одной хватит, у меня еще есть немного угля, — по-стариковски рассудительно сказал Рафаил.

Присели на крыльцо, Вадим Петрович достал сигареты, курить он начал недавно и, как все начинающие курильщики, дым глотал понемногу, но выпускал его резко, как отраву. Лилька ковыряла в пальце булавкой, вытаскивала занозу. Ни о чем не говорили, но было приятно просто так сидеть, щуриться на солнце, которое после обеда будто за ударную работу для тепла стало щедрее на свое тепло. Приятно сознавать, что так вот легко, играючи, можно справиться с любым делом, если навалиться всем вместе.

Вадим Петрович докурил сигарету, встал, отряхнул побелевшие от березовой коры спортивные брюки.

— Пора мне, ребятки.

И Лилька встала, посмотрев на свои крохотные часы «сейко» тоже как будто с сожалением: не хотелось бы, но вот надо идти.

— Валерик, ты в какую сторону?

— Я немного погодя. — Хотелось, конечно, с Лилькой. Они бы шли вдвоем целый квартал, но испугался: о чем-то надо говорить. О чем?

Вадим Петрович и Лилька ушли. Еще немного посидели на крыльце, поговорили, а потом Рафаил повел Диму и Валерика в дом.

У Рафаила была своя комната. В ней стояла высокая с никелированными спинками кровать, к изголовью лепилась табуретка — больше ничего при всем желании не втиснешь. Правда, под кроватью было еще обширное пространство, которое, надо сказать, использовалось по-хозяйски. Его занимали большой деревянный чемодан и картонная коробка из-под телевизора. Выдвинув то и другое, он принялся выкладывать на пол груды радиодеталей: большие силовые и маленькие выходнички-трансформаторы, дружно сцепленные между собой цветными проводками конденсаторы и сопротивления.

— Откуда у тебя столько? — спросил Дима.

— Со свалки. У нас в овраге шикарная свалка. Там, если повезет, можно найти старый приемник. Я находил.

— Зачем тебе детальки?

— Для карманных радиостанций. Удобная штука. Попал, например, в беду, на кнопочку — раз, алло, внимание и все такое. Можно построить три радиостанции, тебе, мне, ну и Валерке. У меня деталек хватит.

— А, утопия, — отмахнулся Дима.

В большой комнате послышалась возня, упал опрокинутый стул, мужской голос отреагировал на это хриплым матом. Потом вдруг грянула заунывная степная мелодия баяна, и отец Рафаила запел татарскую песню. Рафаил нагнулся, начал быстро горстями собирать детальки.

— Я еще в сарае не показал… у меня там мастерская.

Вышли из дома, Рафаил плотно закрыл все двери, но они не были особенно толстыми — нехитрая отцова песня успешно вырывалась на простор.

— Мы уж пойдем, — сказал Дима, — а мастерскую посмотрим в следующий раз.

— Я провожу… коротким путем на автобус.

Они прошли мимо оврага, склоны которого были захламлены останками каких-то механизмов, бетонными плитами без видимых повреждений и изломанной, с обнаженным скелетом арматуры. А потом дальше — по пустырю к полуразрушенному зданию.

— Сейчас я вам такую тайну покажу — ахнете! — побежал Рафаил вперед по тропке меж пыльных метелок полыни.

— Наивный все-таки, — сказал про Рафаила Валерик.

— Ну не скажи, — возразил Дима, — кое в чем он получше нас с тобой разбирается, не смотри, что младше.

— Не замечал что-то.

— Знаешь, жизнь у него какая?

— Нормальная, сам себе хозяин.

— Дурак! Тебе бы так.

Валерик не обиделся на Диму, он и сам видел, что Рафаил совсем не такой, каким он знал его по школе. И он даже понемногу начинал ему нравиться. Надежный, с таким можно дружить. Пусть младше, пусть наивнее.

Крыша старого кирпичного здания сохранилась, под ней еще можно было спасаться от дождя, но едва ли это было безопасно, так как стены разрушились настолько, что воспринимались издалека как колонны. Под крышей гулял ветер, и ласточки из года в год устраивали под застрехами гнезда. В трещинах цементного пола и по углам росла трава. Валерик и Дима не без волнения вошли под зыбкие, готовые в любой момент обрушиться своды.

— Тут тайна, — показал Рафаил на канализационный колодец, впаянный в цементный пол. Он приналег на чугунную крышку, отодвинул ее в сторону — послышался далекий гул мощного водного потока.