– Итак, Джим, – начал он, – на этом процессе мы столкнемся с серьезными трудностями, и я не хочу дать Лоутону шанс запутать вас при перекрестном допросе. Если вы встанете и скажете, что прежде чем застрелить Дэнни, моргнули два раза, он ответит: «Но, мистер Уильямс, не вы ли утверждали на прошлом процессе, что моргнули трижды?»

– Сонни, – прервал его Уильямс, – прежде чем мы займемся этими бумагами, я хочу поговорить о моих показаниях.

– Хорошо, – согласился Зейлер, – но подождите еще минутку. Я хочу вкратце обрисовать положение вещей. Первое: мы не можем добиться переноса процесса в другой судебный округ. Второе: наше ходатайство об опротестовании улик оставлено без внимания. Третье: мы все время безуспешно пытаемся разобраться с этими несчастными остатками пороха.

– Все это мне и так известно, Сонни, – проговорил Уильямс. – То, что я хочу сказать, имеет прямое отношение ко всем этим проблемам.

– Сначала выслушайте меня. Ваши соображения мы выслушаем потом.

В отчаянии Джим сдался и, откинувшись на спинку кресла, скрестил руки на груди. Зейлер продолжил:

– Пару недель назад доктор Стоун признался мне, что не может объяснить, каким образом с рук Дэнни исчезли всякие следы продуктов выстрела. Однако, у него было одно соображение по этому поводу. Он посоветовал мне: «Почему бы вам не поехать в Кэндлеровский госпиталь и не узнать, что делали с телом Хэнсфорда прежде чем взять с его рук соскобы на продукты сгорания пороха? Кто знает, может быть, что-нибудь да выплывет». Он добавил к этому, что чем больше тело двигают, тем быстрее стираются продукты выстрела.

Я поехал в госпиталь и попросил протокол исследования тела Хэнсфорда. Мне дали патологоанатомическое заключение, но оно не содержало ничего нового, мы его уже не раз видели. Однако, сверху оказался подколотым еще один листок, на который я раньше не обращал внимания. Это был формуляр бланка поступления в госпиталь, заполненный сестрой отделения неотложной помощи Мэрилин Кейс. Там есть запись: «Обе руки помещены в мешки в отделении неотложной помощи». Запись возбудила мое любопытство: я навестил Мэрилин Кейс и попросил ее объяснить, что эта пометка может означать. Сестра сказала мне, что это означает, что она надела мешки на руки Дэнни Хэнсфорда, чтобы с них, то есть с рук, не стерлись следы пороха. Сделала она это по просьбе судебно-медицинского эксперта, который специально позвонил в отделение неотложной по мощи. Тогда я возразил: «Позвольте! Полицейские показали, что это они упаковали руки Хэнсфорда в мешки еще в Мерсер-хауз! Вы утверждаете, что на его руках не было никаких мешков, когда он был доставлен в отделение неотложной помощи?» – «Да, именно так, я самолично упаковала руки убитого». Зейлер сиял.

– Вы понимаете, что это означает? – спросил он. – Это означает, что полицейские не упаковали руки Дэнни в мешки, они просто забыли это сделать, а потом лгали, будто сделали все, как надо. Нет, они завернули тело в одеяло и переложили его на каталку, потом каталку отвезли в машину «скорой помощи», доставили труп в госпиталь, отвезли на каталке в отделение, там сняли с него одеяло, и все это время руки оставались голыми и терлись – о рубашку, о джинсы, об одеяло – от этого и стерлись все следы! Я позвонил доктору Стоуну и познакомил его с новыми фактами. «Сонни, это попадание в яблочко», – заверил Ирвинг.

Зейлер достал из кейса копию бланка.

– Вот этот документ, дружище! Это похоронный звон по версии об остатках пороха – любимой версии Спенсера Лоутона. Он основал все свое обвинение на этих анализах, а мы выбьем из-под его ног скамью! Что еще лучше для нас и хуже для него – мы требовали дать нам копию этого документа, а он отказал. Мы поймаем его на сокрытии улик. Да его хватит удар, когда мы выйдем с этим на процесс! – Зейлер положил бумагу обратно в кейс и защелкнул замки. – Ладно, Джим, теперь ваша очередь.

Уильямс неподвижно сидел за столом, подперев руками голову. Он взглянул на меня, вскинул брови, потом снова посмотрел на Зейлера.

– Не суетитесь, Сонни, – сказал он, – все это теперь не важно.

В тот день я покинул Мерсер-хауз с неприятным ощущением – я узнал то, о чем мне вовсе не следовало знать. В полночь я заехал в «Милую Джорджию» и сел рядом с Джо, игравшим на фортепьяно.

– Мне надо задать вам один юридический вопрос, – обратился я к нему.

– Я знал, что вы рано или поздно влипнете в какую-нибудь историю с этой вашей книгой, – заметил Джо. – Но я, как и обещал, вас не покину.

– Это чисто гипотетический вопрос, – поспешил я разочаровать Джо. – Представьте себе некоего безымянного человека – уважаемого гражданина, ведущего собственный крупный бизнес. Этот человек скрыл от суда какую-то информацию, касающуюся криминального события. Это его тайна, и это противоречит его официальным показаниям. Будет ли такой человек считаться соучастником преступления, если выяснится, что он просто утаивал от следствия и суда некоторую информацию.

Джо, продолжая играть, посмотрел на меня и широко улыбнулся.

– Уж не хотите ли вы мне сказать, что Джим Уильямс, наконец, поделился с вами одной из альтернативных версий того, как именно он застрелил Дэнни Хэнсфорда?

– Кто здесь говорит о Джиме Уильямсе? – Да, да, вы правы, – притворно спохватился Джо, – мы говорим о чисто гипотетическом случае, да? Ну так вот, согласно закону, этот безымянный человек не обязан разглашать никаких тайн, которые – если это то, что думаю я – вовсе не являются тайнами. Хе-хе, В самом деле, я как-то подумал, сколько времени потребуется одному писателю из Нью-Йорка, чтобы понять то, что давно понимает вся Саванна?