Шрифт:
смены явлений во времени. Разумеется, такая парадигма не исключает
изучения и учета в российской истории «естественных» — медленных,
складывающихся процессов, а также истории индивидуальных судеб
— трагических, героических, обычных, «нормальных» или тоскливо-
безнадежных, однако можно показать, что большинство таких явлений
происходили в руслах, проложенных цепью прежних,
преимущественно государственных, порывов модернизации и
территориальной экспансии. Как видим, эта концептуальная рамка
весьма широка и вполне нейтральна в идеологическом плане.
Какие еще сквозные инварианты можно ухватить в драматичной и
прерывистой истории России? Сословия, классы, церковные
организации и конфессиональные группы, профессии, уклады,
политические структуры — все это течет и меняется. Неизменными
остаются две инстанции: государство и личность. С какого ракурса ни
посмотреть на их динамику на протяжении российской истории, будет
видна крайняя «размашистость» и повторяемость изменений.
Поэтому внимание к этой исторической цикличности представляется
необходимым для любой трактовки.
Циклическая динамика
государственного успеха и свободы граждан
Известно несколько десятков моделей российских циклов (см.
обзор: [Розов, 2011, гл. 7)]. Среди них есть сугубо нумерологические,
209
мистические, а также относительно или вполне научные: смутно-
гуманитарные [Ахиезер, 1997], экосоциальные и демографические
[Нефедов, 2005], геополитические [Цымбурский, 2007], социально-
политические [Янов, 1997, Пантин, Лапкин, 2007], административно-
мобилизационные [Вишневский, 1997; Hellie, 2005].
Синтетическая модель, представленная в книге [Розов, 2011, гл. 7-
12] объединяет наиболее конструктивные модели «революций
служилого класса» (Р. Хелли), «долгих циклов модернизации»
(Р. Вишневский), циклы реформ и контрреформ (А. Янов, В. Лапкин и
В. Пантин).
Если первые две модели относятся к взлетам и падениям
российской государственности (что прямо накладывается на порывы
модернизации), то модель реформ-контрреформ относится больше к
положению индивида: уровням защиты его свобод, прав и
собственности.
Очевидным образом эти фундаментальные измерения —
успех/неуспех государства, свобода/несвобода подданных и граждан
— тесно связаны между собой. Феноменологическая картина
динамики по этим измерениям позволяет наглядно «ухватить» эту
связь. Что и послужило основанием для выделения основных фаз
российских циклов: «Успешная мобилизация», «Стабилизация-
Стагнация», «Кризис (с крайней формой «Государственного распада»),
2Авторитарный откат» (Фаза реакции) и «Либерализация» («сверху»
или «снизу») (см. рис.1 в гл.6).
Разработаны и представлены несколько моделей, отображающих
разные грани глубинного механизма, порождающего эти циклы
(«колею»), а также принципиальные пути преодоления этой
цикличности («перевал») [Розов, 2011, гл. 10-12 и 15-17].
Разумеется, такое толкование повторяемости в истории России
является лишь одним из возможных. Однако ни одно сколько-нибудь
объективное изложение этой истории не может пройти мимо таких тем
как: внушительные успехи и трагические провалы российской
государственности, меняющееся положение подданных и граждан
(в плане свобод, защиты прав и собственности, участия в управлении),
крупные социальные и политические события, ведущие к сдвигам
в этих измерениях.
Ряд самоиспытаний
в социально-эволюционном контексте
Третья категориальная рамка позволяет дополнить первые две
в плане учета поступательных (в том числе прогрессивных, социально-
эволюционных, необратимых) изменений, меняющихся социально-
политических ценностей, принципов и идеалов, соотнесения России с
другими крупными как западными, так и незападными обществами.
210
Мы постоянно и довольно уверенно пользуемся двумя подходами