Шрифт:
в редких случаях за этим следуют существенные институциональные
преобразования. Какие же были глубинные структурные причины
университетской революции? Судя по всему, здесь наложились друг
на друга три процесса.
Во-первых, уже с середины XVIII в. европейским правящим элитам
стала понятна огромная роль развития промышленности и
эффективности государственных структур в международной
конкуренции, включая и военное противостояние. Яркий образчик
успеха в обоих аспектах всем показал Фридрих Великий,
выдвинувший периферийную и ранее отсталую Пруссию в первый ряд
великих европейских держав. Для развития промышленности
требуются, прежде всего, обученные инженеры, а для эффективного
государства — квалифицированные
чиновники. Следствием
36
беспрестанной военно-технической и промышленной гонки стала
гонка в развитии образовательных систем.
Во-вторых, к этому времени (2-я половина XVIII в.)
бюрократизация уже шла полным ходом, соответственно, и первые
попытки резко расширить и улучшить систему высшего образования
были сугубо бюрократическими: в германских государствах
учреждались государственные гимназии, а во Франции — высшие
школы. Все преподаватели имели статус (а значит, и габитус)
чиновников в жесткой административной системе подчинения. Такие
учреждения оказались застойными и полностью не способными к
ведению творческих исследований и разработок.
В-третьих, французское Просвещение нанесло мощный идейный
удар по авторитету церкви, а обострение межстрановой конкуренции
в связи с наполеоновскими войнами дало государствам
дополнительные козыри для изъятия такого важного теперь ресурса,
как университеты, из-под церковной опеки.
Удачно сложившаяся в Пруссии коалиция высокообразованных и
прогрессивно мыслящих государственников (лидер и символ —
Вильгельм фон Гумбольдт) с бывшими богословами, создававшими
квазирелигиозные философские учения (Фихте и Гегель), а также с
представителями бурно развивавшихся естественных и гуманитарных
наук (таких, как Гельмгольц) создала модель исследовательского
университета со светской идеологией, что послужило мощным
катализатором для всех остальных институтов — заменителей
прежнего духовного доминирования церкви.
Капиталистическая индустриализация:
от ремесленных цехов и ярмарок —
к фабрикам и фондовым рынкам
Большая и сложная история социально-экономического развития
капитализма многократно и по-разному описана с позиций марксизма,
веберианства, миросистемного анализа, теории модернизации и т. д.
[Mann 1986; 1993; Sanderson, 1995; Snooks, 1995; Бродель, 1992; Коллинз, 2015].
Очевидно, что структурной основой развития была мегатенденция
«лифт» [Розов, 2011, гл. 2], включающая многочисленные контуры
положительной обратной связи между тенденциями роста: расширение
рынков, увеличение денежной массы и инфляция, разорение мелких
производителей и появление избытка рабочей силы, технический
прогресс и рост производительности труда, укрупнение,
специализация и машинизация производств, рост надстроечных
рынков векселей, акций, ценных бумаг, рост свободных капиталов,
рост населения, колонизация и эмиграция, рост спроса на новые
товары, новое расширение рынков и т. д., и т. п.
37
В аспекте роли воображения и не только, ключевой
представляется фигура предпринимателя, организующего и
запускающего новое производство на заемные деньги,
полученные либо в кредит, либо через продажу акций на
фондовом рынке. Само это производство воплощает
появившуюся ранее идею (пусть и опирающуюся на опыт
знакомства со сходными производствами). Здесь важно то, что
сама эта идея может родиться и воплотиться только
в определенных институциональных условиях, включающих