указывая на гипертрофию внимания к внешней геополитике и

недостаточный

учет

внутренних

(социально-экономических,

национальных, идеологических и других) факторов распада. Такого

рода критика не учитывает, во-первых, самостоятельной ценности

применения аналитически выделенной аспектной теории (в данном

случае — геополитической), оказавшейся достаточно сильной не

только для полноценного научного объяснения, но и для

предсказания (см. [Гемпель, 2000]), во-вторых, того что

геополитическое объяснение отнюдь не отвергает внутренние

факторы, а напротив, органически увязывается с концепциями

динамики внутри Варшавского блока и внутри СССР.

Сам Коллинз в этой главе говорит о делегитимации власти и

коммунистической идеологии, о ресурсном напряжении (во многом

вследствие перестроечных реформ, принявших к концу 1980-х гг.

форму товарного голода) и о межнациональной напряженности,

связанной со сверхрасширением. Вообще говоря, в современной

мировой и отечественной литературе нет недостатка

в альтернативных версиях «главного фактора» или «комплекса

главных факторов» коммунистического коллапса, но никто, кроме

Коллинза, до сих пор не сумел представить общую теорию,

полученную на другом материале, которая в соединении с

фактическими данными об СССР и Варшавском блоке 1980-х гг. дала

143

бы в качестве дедуктивного вывода предсказание распада этих

структур. В книге «Макроистория: очерки социологии большой

длительности» Р. Коллинз представляет нетривиальные теории

происхождения демократии (!), этносов и наций, процессов

бюрократизации, секуляризации, развития рыночной экономики,

национальных систем образования, опять же на основе

закономерностей и эффектов геополитической динамики [Там

же, гл. 3-6]. Ознакомившись с этими идеями, результатами и поняв их,

критики геополитики уже не осмелились бы приклеивать к ней ярлыки

«соблазна», «фейка» или «тщеты».

Геополитика (геостратегия)

как прикладная наука и технология

Пусть большинство современных государств не строит реальных

планов территориальных расширений (военных захватов, аннексий,

аншлюсов), но уж точно все правители и правительства

заинтересованы в сохранении территориальной целостности, а также

в росте своего престижа и влияния на международной арене.

Здесь и приходим к тонкому, мало кем осознаваемому вопросу: чем

же отличается геополитика-учение (с идеологией и пропагандой) от

геостратегии — геополитики как прикладной науки (в пределе —

технологии)?

Медицина как прикладная наука отличается от всех биологических,

психологических наук о человеке тем, что имеет в основе вполне

определенный комплекс ценностей и целей: жизнь, здоровье,

избавление от страданий, долголетие. Хотя и здесь есть свои тонкости

(те же острые вопросы об эвтаназии, абортах), все-таки обычно

ключевые ценности медицины сомнению не подвергаются.

С геополитикой иначе. Прорыв из геополитики-учения как алхимии

и «фейка» происходит при осознании неочевидности и

множественности целей государств относительно своих и,

в особенности, чужих территорий.

Главная дилемма геостратегии:

гегемония или лидерство?

Как любит говорить тот же Р. Коллинз: «Мудрость современной

геополитики — быть скромным», т. е. не жаждать расширения, тем

более, нарушая правила, терпя санкции, потерю союзников и

партнеров. Это означает, что казавшиеся очевидными догмы

классической геополитики о необходимости расширения «жизненного

пространства» уже не просто поставлены под вопрос, но отвергаются

геополитической мудростью.

144

Сохранение территориальной целостности «любой ценой» тоже

перестает быть абсолютной нормой. Мирные отказы от колоний

(послевоенные Великобритания и Франция) и провинций (Швеция —