Раздражала неадекватная реакция и вспыльчивость Жена. Командир взвода не может не замечать, что низшие чины начинают отбиваться от рук. На каждый случай неповиновения нужно реагировать мгновенно. В истории флота были и бунты, и захваченные корабли, и повешенные на рее офицеры. А здесь, вдали от цивилизации и адмиралтейства, надо быть осмотрительным вдвойне.

На месте мне не сиделось и, думая о командирах взводов, я ходил по кают-кампании из угла в угол. Неожиданно мой взгляд упал на задвинутый под лавку саквояж Аси. Видимо Бад убрал его со стола вниз, да так и оставил. Саквояж обыскали без меня. Ну что же, самое время осмотреть его еще раз.

Это была дорогая вещь из натуральной кожи, на углах потертости, с одного боку длинная ровная царапина. Я поставил саквояж на стол, раскрыл, вытащил все вещи и разложил перед собой.

Перед походом, я брезгливо спросил у капитана из разведки, нравится ли ему копаться в чужих вещах. Он тогда только усмехнулся. Теперь я начинал его понимать. Нет, копаться в вещах ученного мне не нравилось, но я должен был узнать об этом человеке, как можно больше.

Я открыл маленький несессер: помазок, бритва, патентованное средство после бритья, мыло, зубная щетка, зубной порошок, в маленьком отделении какие-то таблетки, может быть желудочное или снотворное, самый обычный набор путешественника. Еще в саквояже обнаружилось несколько комплектов белья, две чистые записные книжки, набор карандашей, две рубашки, бриджи, роман, сборник модных стихов, фляжка с коньяком, коробка нюхательного табака, две пачки хорошего чая, десяток чистых конвертов и странного вида кинжал, который я уже видел. Ничего интересного. Я прощупал изнутри все швы, проверил каждую складку, потайных карманов не было. Слишком все чисто, слишком правильно, в походе так не бывает, мужчина непременно сунет в дорожный саквояж или вскрытую пачку табака, или несвежий носовой платок, а здесь все стерильно, словно владелец этих вещей только сегодня собрался в дорогу. Если человек берет с собой несколько записных книжек, то за два месяца плавания, он не может не сделать не одной записи. Я аккуратно сложил и убрал вещи обратно в саквояж. Кто-то за Аси подчистил. После смерти ученного вещи оставались в лазарете, потом их осмотрел Бад и принес в кают-кампанию. До того, как до них добрался мой заместитель, кто угодно мог залезть в саквояж.

Я вышел из штаба и направился к доктору.

О мрачных событиях в лазарете, больше ничего не напоминало. Кровать Аси была застелена чистым бельем и аккуратно накрыта одеялом, только на табуретке стояла алюминиевая кружка наполненная морской водой, наверно читали молитву. Сола не было видно, но в операционной кто-то гремел инструментами. Я остановился при входе и кашлянул. Доктор выглянул из-за занавески.

– - Заходите, я сейчас освобожусь.

Раньше в лазарете ночевали трое: Сол, Кос и Аси. Потом интендант перебрался со своими пожитками на склад, где поставил такую же, как у нас с Бадом, походную кровать, Аси умер и доктор остался один. Его саквояж с книгами покоился под кроватью, бушлат и фуражка висели на вешалке, спиртовку, кофе и любимое вино он поставил в операционной, превратив ее на время, пока не было раненных, в подобие кабинета.

– Вы, помнится, хороший кофе предлагали, - громко сказал я.

Доктор отодвинул занавеску.

– - Заходите, сейчас поставлю вариться, или, может быть, хотите вина?

– - Нет, спасибо.

Я прошел в операционную и сел на табурет. Доктор возился со спиртовкой.

– - Давно не виделись, - сказал я.

Сол промолчал, он медленно, на глазок, насыпал кофе, налил воду и поставил маленький кофейник на спиртовку.

– Что это Вы там говорили о большем острове, который распался на много маленьких?

Доктор с удивлением уставился на меня, потом отвернулся, кивнул, каким-то своим мыслям и принялся доставать из тумбочки чашки.

– - Бур, Вы консерватор, - сказал он, стоя ко мне спиной, - на теорию сотворения мира Вам наплевать.

Сол повернулся и поставил передо мной чашку, - Вы ведь о чем-то другом хотели поговорить?

Эти фарфоровые чашки доктор всегда возил с собой, наверно они напоминали ему о доме. У одной был сколот край, ее Сол поставил перед собой.

– - Я, собственно, хотел спросить, как у Вас получается служить в ордене и верить в теории, которые противоречат основам религии?

– - Совсем не противоречат, - ответил доктор, разливая кофе, - если великий океан создал много маленьких островов, почему он сначала не мог создать один большой?

– - Типично монашеская привычка, отвечать вопросом на вопрос, - сказал я, - и почему же он его разломал?

– - Не понравился.

– - Как?
– не понял я.

Увидев мое неподдельное удивление, Сол заулыбался, - да, очень просто, создал, посмотрел на свое творение, понял, что не нравится, и разбил на части.

Я погрозил ему пальцем, - Вы еретик.

– - Нет, - ответил доктор, - просто, я не догматик.

Конечно я зашел к нему вовсе не для того, чтобы обсуждать различные теории. Мне не давал покоя ученный. Все-таки он прожил в лазарете несколько дней, наверно сидел там, где сейчас сижу я, пил с доктором кофе, разговаривал о погоде и обсуждал качество обеда. Может быть Аси, что-то сказал иди сделал. Мне нужны были зацепки, какие-нибудь знаки.

– - А скажите, доктор, не мог ли Аси быть тем таинственным последователем ужасной местной религии, которого мы пытались вычислить на корабле?

Сол задумался. Он встал, сходил за трубкой, закурил, вернулся к столу и тяжело опустился на табурет.

– - Не знаю. Скажу честно, я многих подозревал, но так и не нашел никаких улик. Я побывал во всех каютах, заглянул во все потайные места. Я ведь по природе своей не шпион, мне тяжело следить за людьми, подозревать и вынюхивать. Наверно я плохой паладин. Мог ли Аси быть еретиком и последователем культа Босху? В принципе мог, но он ничем себя не выдал.

Кофе у доктора был не плохой. От второй чашки я отказался, и перед выходом спросил, - скажите Сол, при Вас Аси не делал никаких записей в записной книжке?