— Но это опять означает постель, — упрекнул он.

— Культ луны — вспомни хотя бы о деяниях наших жриц луны, — напомнила она, — это культ плодородия, а значит, культ матери. Если я зачинаю от тебя во время церемонии Священного брака, во время культового соития, наша чувственность поднимается на более высокую ступень.

— Более глубокий смысл, по-видимому, в том, что после такого события женщина уже никогда больше не сможет сочетаться браком с мужчиной под влиянием одного только влечения.

— Серп луны напоминает о коровьих рогах богини, тем самым она напоминает Диктинну. Богиня превращается в священную корову, которая заключает брак со священным быком.

Алко неожиданно вцепилась в него, и её стала бить дрожь. Долгие минуты они находились в объятиях друг друга, нашёптывая нежные слова и обмениваясь поцелуями.

Когда они отпрянули один от другого, Алко привела в порядок свои волосы, хотя оба лежали в темноте. Потом она поднялась и тихо заплакала.

Энос снова привлёк её к себе и принялся осыпать её ласками и поцелуями.

— Тебе известно, что я очень люблю тебя. Да только забудь об этом. Как люди рассудительные, мы не должны забывать: когда я состарюсь, ты будешь ещё очень молодой. Возможно, и ты станешь тогда искать смерти, потому что один мужчина тебя уже не устроит.

— На это есть только один ответ.

— Какой же?

— Подари мне много детей. Они до такой степени заполнят мою жизнь хлопотами, что у меня не возникнет даже мысли о каком-то другом мужчине. А почему бы и нет? Я так люблю и уважаю тебя, что с моей стороны было бы предательством, если бы... Какое обаяние исходит от женщины, когда она становится матерью по воле мужчины, которого страстно любит! — прошептала она, обращаясь, кажется, скорее к себе самой. — В некоторых храмах, — продолжала она едва слышно, — существует культ фаллоса. Я бы никогда не рискнула на такую близость к богу. Кроме того, этот лингам был бы святотатством. Я целиком и полностью, до последнего вздоха принадлежу тебе. В тебе для меня все начала и все концы, поэтому желание моё возвышенно. Любая ласка, которую дарят мне твои губы, твои руки, — это праздник... Он навсегда останется для меня прекрасным и светлым.

В ответ он принялся робко ласкать её тело.

— Существуют такие культы, когда во время определённых празднеств мужчина надевает женскую одежду, а женщина щеголяет в мужской. Что есть отцовство, что есть зачатие? — спросил он, помолчав. — Что такое дочь или сестра, отец или сын? В далёком прошлом, много тысячелетий тому назад, люди не знали таких понятий. Знали они только одно — чтобы выжить, нужно производить на свет детей...

— Это так, — согласилась она. — Нам неизвестно, выживем ли мы. Подари мне детей, тогда у нас появится долг — сделать всё возможное, чтобы они были счастливы.

Изо дня в день Алко продолжала поиски клочка земли, который можно было бы использовать под пашню. Она прокладывала борозды и молилась за каждое зёрнышко, которое потом, несмотря на голод, осторожно опускала в землю.

Когда обессиленная Алко садилась на землю рядом с ним, достаточно было проявить к ней хоть чуть-чуть нежности, и это снова возвращало её к жизни. Спустя несколько секунд она опять опускалась на колени возле борозд, принявших в себя зёрна, и страстно восклицала:

— Я — мать, я — прародительница. — И поглаживала землю. — Я — жизнь, я стану матерью, — торжественно произносила она. Затем вновь бережно проводила руками по засыпанным бороздам, скрывавшим зёрна, и истово шептала: — Урожай собирает только посеявший, рожает только зачавший!

— Ты для меня — богиня земли, луны и плодородия. Когда я произношу «ты-ы-ы», меня переполняет нежность, которую я готов отдать тебе.

— В таком случае я тоже могу сказать тебе «ты-ы-ы», когда меня переполняет желание?

— Сейчас ты произнесла это «ты-ы-ы» так, что оно прозвучало словно зов, словно вздох; точно так же ты вздохнула, когда мы едва не погибли в волнах.

— Тогда я очень испугалась — ведь вокруг бушевала стихия, грозившая нам смертью. Но ты поддержал меня, и, несмотря на окружавший нас ужас, страх у меня вдруг исчез. Я почувствовала себя счастливой... Я почувствовала себя под твоей защитой, и эта твоя забота обо мне была просто чудесной, — с благоговением призналась она.

Алко снова опустилась на колени, одежда, соскользнув, обнажила её плечи, спину и груди. Эносу вдруг показалось, что он ещё никогда не видел Алко такой прекрасной. Он приблизился к ней, поднял с земли и принялся целовать её лицо, шею и плечи.

Алко обернулась, целиком отдавшись во власть его ласк. У них захватило дыхание, и Энос не сразу заметил приближавшуюся к ним пожилую женщину, которая принялась хныкать:

— Я больше не могу, я умираю от голода, подайте мне что-нибудь съестное!

Они поделились с ней небольшой рыбёшкой, которую Эносу случайно удалось поймать.

— Завтра с утра я с Алко отправляюсь к морю. Может быть, прибой выбросил на берег немного рыбы, — успокаивающе сказал он.

Снова спустился вечер, потом наступила ночь. Обнажённая Алко легла рядом с Эносом. Собравшись приласкать её, он обнаружил, что она заснула. Близость её тела так взволновала его, что у него снова перехватило дух. Он пролежал несколько часов, не в силах оторвать глаз от очертаний её тела. Мало-помалу и его одолел сон, но как только Алко осторожно, чтобы не разбудить его, поднялась, тут же проснулся. Её тело казалось воплощением красоты. Первые солнечные лучи осветили его, и Энос вновь залюбовался её женственностью. Ему представлялось, что он созерцает замечательное произведение искусства. Её упругое тело двигалось настолько естественно, как будто нагота была для него само собой разумеющимся состоянием.