Маура глубже погрузилась в диван и посмотрела на свои записи.

— Каким транспортом вы пользуетесь, мистер Тимбрук?

— Вы имеете в виду автомобиль? У меня микроавтобус. «Лейланд», 1985 года. Удобная машина.

— Она вас устраивает?

— Не всегда. Для перевозки витражей я нанимаю небольшой грузовик.

— А здесь, в Фезербридже, чем вы пользуетесь?

— В основном ногами. Велосипеда у меня нет, если вы это имеете в виду.

— Насколько хорошо вы были знакомы с Лизой Стилвелл?

— Достаточно хорошо, чтобы не заниматься с ней сексом.

Маура бросила на него усталый взгляд.

— Не поняла.

Он скрестил на груди руки.

— Был период, когда ей очень хотелось переспать со мной. Но, уважаемый детектив, городок этот очень маленький, а Лизу здесь знают все. Она вообразила, что полюбила во мне душу пилигрима. Пару раз мы с ней выезжали кое-куда: на пикник в Петерсфилд, один раз в кино, в Саутгемптон. Но ей хотелось «отношений». О Господи, вам просто надо было ее знать! Она была такая юная. — Он пожал плечами. — У меня хватило ума остановиться.

— Когда происходили эти свидания?

— Где-то в сентябре. Могу сказать точнее: в первую и вторую субботу сентября. Вначале был пикник — мы выезжали на природу. Вряд ли я смогу найти сейчас это место. А в следующую субботу ходили в кинотеатр повторного фильма, смотрели «Войну супругов Роуз».

— Вот как?

— Да. Фильм, конечно, вполне в моем духе, но ей, я думаю, вряд ли понравился. Очень уж она была романтичная.

— А кто-нибудь знал о ваших встречах?

— Не думаю. Лиза очень не хотела этого. «Боюсь, папочка бы наших встреч не одобрил», — говорила она.

Кристиан снова принялся покачивать столик. Маура потянулась и переставила чашку с блюдцем на пол.

— Мистер Тимбрук, похоже, смерть Лизы вас не очень удивила?

Он только усмехнулся.

— Браво, детектив! Ну, конечно, это я убил Лизу. А как же могло быть иначе? Извините, но в этом направлении ничего путного вы не добьетесь. Лиза искала любовника. И могу поспорить, что нашла. Причем любовника и убийцу одновременно. Как говорится, в одном флаконе.

Неожиданно он сделал резкое движение ногой, и столик опрокинулся. Маура бесстрастно за ним наблюдала и тут же задала вопрос:

— И кто же, по-вашему, мог быть этим любовником?

Несколько мгновений Тимбрук сидел тихо, изучая грязь на ножках стола. Затем его губы сложились в улыбку. Он потянулся за чашкой, которую Маура поставила у своих ног, и сокрушенно выдохнул:

— Не знаю. Можете мне не верить, это ваше право, но я действительно хочу вам помочь. Чем могу. Разумеется, никакой радости от смерти Лизы я не испытываю. Просто я ко всему подхожу философски. Это мне очень помогает. А теперь, детектив Рамсден, я собираюсь заварить отличный чай на травах. Вас включить в список приглашенных на чаепитие?

С блокнотом в руке Маура последовала за ним на кухню. От остальной части комнаты кухню отделял только низкий прилавок. На нем Тимбрук и готовил пищу, а потом и ел. Маура вытащила из-под прилавка стул и села. Мельком взглянула на рабочую поверхность прилавка, и у нее перехватило дыхание.

Это нечто совершенно необычное. Из кусков кафеля и стекла — некоторые из них не больше полутора миллиметров — в духе византийской мозаики была сложена картина, изображавшая умирающего Христа. У подножия креста его оплакивали две женщины в свободных голубых одеяниях. Для слез использовались маленькие кусочки слюды.

— Как прекрасно! — выдохнула Маура. — И вы что, режете на этом салат?

— Что? — Тимбрук обернулся к ней. — А, это. Нет, конечно. — Костяшками пальцев он постучал по прилавку. — Плексиглас. Предохраняет произведение искусства. Так, давайте посмотрим: сегодня у меня цветки липы и фенхель. Что вы выбираете?

— Цветки липы, наверное.

— Очень полезно от головной боли. Я могу дать вам с собой, чтобы вы взяли в полицейский участок.

Маура оторвала взгляд от мозаики и стала наблюдать, как Тимбрук заваривает чай. Он вроде бы успокоился. Скорее всего все так и было, наверное, как он рассказывает, но этот опрокинутый столик. Вряд ли он это сделал случайно. Тимбрук бросил в керамический заварной чайник две чайные ложки сухой травы, и Маура обратила внимание, что руки у него не дрожали. А под ее руками одна из женщин рыдала над распятым Спасителем. Маура аккуратно очертила пальцем ее контуры.

— Знаете, Тимбрук, — она постучала по крышке мозаики, — это меня удивляет. Витражи вам заказывают, но это… Мне показалось, что вы совсем нерелигиозный.

— Экая вы непонятливая. Двойка вам за это, уважаемый детектив.

— В конце концов я могу признать, что вы агностик.

— А вот теперь вы выбираетесь на правильную дорогу. — Он достал из шкафа банку с медом и вместе с чашкой поставил перед ней.

— Если хотите знать — а я не понимаю, зачем вам это нужно, но Господь запрещает мне спрашивать об этом представителей закона, — отец мой был религиозный фанат от искусства. Просто одержимый. Ребенком я путешествовал с ним от одного европейского кафедрального собора к другому, где он над всеми этими красотами распускал слюни. Ну прямо как маленький мальчик. В результате он воспитал меня полной противоположностью себе. Я терпеть не могу такую дребедень. И одновременно это занимает чуть ли не всю мою жизнь.