Хелен бросила вешалку в ящик и присела на стул у маленького стола с металлическими ножками.

— Мне нужна помощница, — объявила она, перебирая толстую пачку бумаг. — Вот счета. Уже несколько недель я ими не занималась. Эта свадьба отнимает кучу времени. Надо делать кое-что для церкви и, самое главное, надо уже готовиться к весне и лету. — Она потерла щеку. — Как я ненавижу, когда люди умирают. Господи, Тимбрук, что мне делать?

— Отдохни несколько дней и возьмись за дело со следующей недели.

— Тебе-то легко говорить.

Тимбрук посмотрел зеленый лоскуток на свет.

— У тебя, кажется, собиралась работать Лиза, по субботам и воскресеньям?

— Да. И Джилл Айвори тоже мне иногда помогала. Думаю просить ее делать это регулярно, но боюсь, папа, король местной прессы, этого не одобрит.

Тимбрук убрал со стула красную трикотажную кофту, сел и оглядел столы, заваленные разноцветными тканями и одеждой.

— Не нужны тебе никакие помощницы, ты и сама можешь прекрасно справиться. Если захочешь.

— Тимбрук, ты болван и ничего не понимаешь. — Хелен рассеянно чертила на листке бумаги крестики. — Знаешь, чем я занималась сегодня ночью?

— Томилась. Изнемогала от желания.

Она не обратила на эту реплику никакого внимания.

— Я мысленно обходила жителей этого городка, одного за другим, пытаясь вообразить, каким способом каждый из них мог убить Лизу. Мисс Форрестер, например, могла отравить ее своими бисквитами. Бен Хоссет — сломать ей шею переплетом книги. Аниза Айвори — уморить со скуки.

Тимбрук намотал лоскуток на палец.

— Неплохое развлечение ты себе придумала.

— Ты, конечно, мог зарезать ее куском стекла. Джереми… Значит, так: Джереми мог задушить ее, прижав ко рту Библию.

— Ну, здесь все понятно. В конце концов все мы так умираем.

— Очень интересно.

— Что?

— Что у каждого в принципе имеется свой способ сделать это. И тогда вопрос: кто же все-таки это сделал с помощью велосипеда и шарфа?

Тимбрук продолжал наматывать лоскут, все туже и туже, пока палец не стал похож на повязку, какой он обычно перевязывал порезанные пальцы, только более толстую.

— Я бы сказал, что это довольно упрощенный подход к проблеме.

— Это ты так считаешь. А я думаю совсем иначе.

— А как насчет тебя? Каким способом ты могла бы убить ее?

Хелен заложила руки за голову. Зрачки ее сузились.

— Я бы довела ее рассказами из своего грязного, убогого прошлого. Она бы сначала сошла с ума, и только потом умерла.

Молитвенник лежал рядом с голубой стеклянной вазой. Гейл называет ее Вазой Священника, потому что туда Карт складывал все небольшие предметы, которые оставались на ковре его кабинета после ухода прихожанина, который появлялся здесь в поисках утешения. Карт перебрал пальцами содержимое вазы. Монеты, пуговицы, кусочки бумаги, колпачки от ручек, части сережек, даже небольшой клубок красной пряжи перекатывался туда-сюда по дну вазы, окрашивая ее внутренность в цвет сапфира.

Молитвенник был открыт на странице «Порядок Погребения Усопших». Карт нашел это место уже давно, сразу, как узнал о смерти Лизы. На самом деле священник не очень жалел, что власти не разрешили похороны. Этот обряд никогда его не вдохновлял. Он никогда не мог найти в нем верную тональность. И с ритма тоже сбивался. Язык его то и дело прилипал к гортани. Стоя перед алтарем и произнося слова молитв, он отчетливо слышал диссонанс, который вызывало эхо, отражающееся от стен храма. Карт захлопнул книгу и снова занялся Вазой Священника.

Стук в дверь раздался в пять минут шестого. Полиция, надо отдать ей должное, более или менее пунктуальна. Карт оглядел комнату. Свет исходил только от настольной лампы. Стекла и стенки книжных шкафов тускло поблескивали. Углы комнаты тонули в глубокой тени. В ярком кружке света лежал молитвенник.

«Хорошо, — подумал Карт, — пусть они знают, что обстановка, когда работаешь для Бога, должна быть серьезной и даже немного мрачной. Пусть они знают, что Закон и Слово — оба приходят к человеку, каждый в свое время». Прежде чем пойти открывать дверь, Карт снова раскрыл книгу на погребальном обряде. Детективов он проводил сразу в своей кабинет и закрыл дверь.

— Честно говоря, я только сейчас заметил, как здесь темно. Позвольте я включу свет, а то вам будет неудобно. Прошу вас, садитесь сюда.

Он указал Мауре Рамсден на длинный мягкий диван и подумал: «А она довольно симпатичная, правда, держится слишком официально. Но сложена прекрасно, движения грациозные. Мордочка милая. Нет, хороша, ничего не скажешь».

Карт наклонился включить напольную лампу. От Мауры исходил пряный аромат. Немного удивительно для полицейского. Видимо, у нее есть вкус. Нечаянно он задел рукой лампу. Бахрома абажура заколыхалась, и по лицу Мауры запрыгали длинные изогнутые тени.