Бейлор тоже уехал по делам в Портсмут. Так что, подлив в кофе свежих сливок и нагрузившись бутербродами с холодным мясом, Хэлфорд прошествовал наверх к себе в комнату, подмигнув по дороге маленькой рождественской елочке на стойке портье. За окнами вдоль Главной улицы носился ветер, раскачивая висячую вывеску паба. Хэлфорд поставил поднос на кровать и задернул тяжелые портьеры.

В комнате было как-то противно тихо. Хэлфорду даже понравилось, что пружины матраца скрипнули, когда он сел на кровать.

Бутерброды были вкусные, кофе тоже ничего. Через несколько секунд после того, как он про жевал последний кусок, Хэлфорд забыл, что вообще ел. Он размышлял. Он вспомнил молодую девушку с тоненькой струйкой крови, сочащейся изо рта, вспомнил морозное субботнее утро пять дней назад, когда она поехала на велосипеде по этому пустынному шоссе и встретилась с убийцей.

Джереми Карт сказал, что жители Фезербриджа не верят в случайности. Хэлфорд тоже. По крайней мере не в деле Лизы Стилвелл.

И похоже, в смерти своей была виновата она сама. Берил Лемпсон нарисовала довольно непривлекательный портрет. Согласно ему, Лиза была беспокойная, надоедливая, во все вмешивающаяся. Она являлась чем-то вроде передатчика разнообразных, чаще всего деструктивных фезербриджских слухов и сплетен.

Если то, что сказала Берил Лемпсон, правда, то маленькая Лиза — просто молодая сплетница. Но это сейчас. А через сорок лет она бы носила вышитые носовые платочки и брала чашку, не снимая перчатки. Она бы превратилась в старую деву с дрянным характером, наглухо запершуюся в своем времени.

Такой подход, конечно, был весьма упрощенным и в общем-то не без предубеждения, но все равно отметать его не следует. А может быть, Лиза — это одна из женщин Джимми Стюарта [14] ? Этакая мисс Одинокое Сердце, какую поэт увидел в заднее окошко своего автомобиля, когда она исполняла пантомиму под названием: «Тоска по воображаемому возлюбленному». Однако в данном случае этот возлюбленный оказался реальным, а если точнее, то и довольно опасным.

Хэлфорд поставил поднос на тумбочку у двери и полез во внутренний карман пиджака, повешенного на спинку стула. Вынул оттуда листок бумаги, положил на кровать и медленно развернул.

У Гейл Грейсон, даже когда она злится, почерк хороший. Он просмотрел ее записи: в левой колонке — время, в правой — местонахождение. Она указала время с точностью до минуты. Такое внимание к деталям одновременно и противоречило, и подтверждало его наблюдения. Она историк. В конце концов детали — ее конек. Но с другой стороны, Бейлор отметил ее пренебрежение к одежде, да и она сама призналась, что не любит носить очки. Довольно неуклюжий способ избежать нежелательных встреч со знакомыми. И наконец, посмотрим ее дом: в одном углу образец чистоты, в другом — полно пыли. Ну и как? Может ли мамаша с такими привычками, которая к тому же и работает, так точно следить за временем?

Он посмотрел на строку, где были указаны роковые минуты, между 9.40 и 10.15, когда Лиза предположительно была убита. Как раз за этот период миссис Грейсон отчитаться не могла. Да, ее явно преследуют неудачи. Вот и сейчас такое несчастливое совпадение.

Тонкие руки, охватившие чашку с чаем, холодную снаружи, несмотря на горячую жидкость внутри. Память безжалостно выволокла наружу: бледная с нерожденным ребенком внутри. И это находящееся там существо должно было прийти на смену отцу, только что отправившемуся в мир иной.

Хэлфорд перевернулся на спину и подложил под голову руки. Она была такая хрупкая, такая беззащитная. Она тогда вся ушла в себя, в своего ребенка. Странно, но тогда, во время их первой встречи, когда Гейл в шоке сидела в своем кресле на двоих, он отметил этот ее чисто человеческий импульс: она приложила руку к животу, чтобы почувствовать движение ребенка внутри. И детектив тоже почувствовал, что это ему не безразлично. И, да поможет Господь, Хэлфорд чувствует это до сих пор.

Он отодвинул лист от глаз на длину руки. Свет проникал сквозь бумажные волокна, и буквы казались повисшими в воздухе. Свет и волокна. Витраж и пряжа. Он представить себе не мог эту связь. Что заставило исстрадавшуюся, истерзанную душу Гейл Грейсон искать утешения у такого человека, как Кристиан Тимбрук, человека, который не чурался и молоденьких девушек? Запрятанная в свою раковину, запершаяся на все ключи, зашторенная со всех сторон, с ребенком и каким-никаким, но хозяйством, что могла Гейл найти такого в Тимбруке, чтобы открыть свои замки? Но если такое оказалось возможно для Тимбрука, то, может быть, и для кого-нибудь еще?

Хэлфорд посмотрел на ручные часы. Почти восемь. Он потянулся к телефону. Интересно посмотреть, как выглядят витражи при вечернем освещении.

Гриссом вошел в редакцию «Обозревателя» и сразу же услышал рождественскую песенку. Ее исполнял по радио низкий баритон. В глаза бросились ленты и банты, украшавшие столы и две фотографии на стене. А еще дальше сидела на корточках Аниза Айвори и наряжала елку.

Увидев Гриссома, она подняла голову и улыбнулась.