Хэлфорд нашел кресло рядом со столом и придвинул его к дивану, сел и прикусил губу. Кресло выглядело вполне крепким — солидные ножки, широкие подлокотники с завитками, — но, когда Хэлфорд принялся поудобнее в нем устраиваться, оно угрожающе заскрипело. Слишком много широкозадых прихожанок, сидя в нем, искали утешения у преподобного Карта. Вот оно и расшаталось.

— Вы бы предпочли, чтобы я сюда не садился?

— Нет, нет, все в порядке. Просто часть мебели здесь очень старая, и меня всегда беспокоит, когда она скрипит. Я боюсь, что кресло развалится. С другой стороны, эти скрипы и трески все-таки предупреждают об опасности. Надеюсь, вы успеете вовремя с него вскочить.

Хэлфорд улыбнулся и перекинул ногу на ногу. Карт оглянулся, куда бы сесть, и увидел, что единственное место для него рядом с детективом Рамсден на диване, прямо под лампой. «Умные, эти двое, — заметил он. — Наверное, заранее так задумали».

— Вы не возражаете, если я закурю? — Карт придвинул к себе пепельницу. — Это плохая привычка, и Гейл все уговаривает меня бросить, но я отвечаю: «А зачем? Ведь я не американец». — И чиркнув спичкой, прикурил.

— Отец Карт…

— Прошу вас, называйте меня мистер Карт. Или просто Джереми, тоже прекрасно. Я не люблю титулы священнослужителей. Они как-то сразу устанавливают между собеседниками барьер.

— Хорошо, мистер Карт. — Хэлфорд пошевелился, и кресло скрипнуло. — Еще раз разрешите поблагодарить вас за то, что согласились повидаться с нами. Мы знаем, что вы заняты, и ценим ваше согласие.

Тембр голоса инспектора был весьма лирическим, но, несмотря на это, в словах чувствовалась ирония. Карт кивнул и устремил взгляд на открытый молитвенник в кружке света.

— Вы, конечно, понимаете, — продолжил Хэлфорд, — наш визит к вам связан с Лизой Стилвелл. Мы опрашиваем всех, кто хорошо ее знал, для того, чтобы выяснить, каким человеком она была.

— Да, да, конечно. Зная жертву, можно понять преступление.

— Что вы сказали?

— Да я где-то вычитал это. Наверное, у Агаты Кристи, не помню. Помню только, там развивалась теория о том, что мотивы, которыми руководствуется убийца, определяются личностью самой жертвы. Что-то в этом роде. А разве настоящие детективы — не в книжках, а в жизни — так не считают?

Улыбка, которую изобразил на своем лице Хэлфорд, должна была раздражать, но Карт подозревал, что старший инспектор знал об этом и, возможно, долго практиковался перед зеркалом.

— Мы согласны, что так иногда бывает, мистер Карт, но не обязательно. Вот, например, мисс Стилвелл. Если она знала убийцу, то такое вполне возможно. Но если это убийство случайное, как считает большинство ваших прихожан, тогда — нет.

— Они так говорили вам, что это случайное убийство? — Карт усмехнулся. — Боюсь, старший инспектор, она сказали так из вежливости.

— Вот как?

— Я не хочу сказать, что они подозревают здесь любого. Нет. Вам доводилось жить в маленьком городе? А вам? — Карт выпустил струю дыма и обратился к Мауре. — Я тоже вырос в большом городе, но имею достаточный опыт приходского священника. И знаю, что жители таких мест не верят в случайности, наверное, еще со времен язычества. Это что-то даже параноидальное, но… я даже не знаю… Мои прихожане считают — не считают даже, а подсознательно чувствуют, — что если произошло нечто плохое, значит, оно непременно связано с дьяволом. Это сидит у них внутри, и они в это верят. — Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил вверх кольца дыма. — Конечно, я здесь всего лишь несколько лет. Может быть, до смерти Тома все было иначе.

Он хотел сказать «до того, как Том себя убил», но решил — как, впрочем, и почти каждый в Фезербридже, — что эвфемизм здесь более уместен. А собственно, почему? Самоубийство Тома не тема, которую надо трепетно обходить. Во всяком случае, не для него. И Карт сомневался, чтобы кто-то в Фезербридже думал иначе, за исключением Гейл. То, что Грейсон кого-то убил, установленный факт, и это было отвратительно само по себе. Но данный факт еще наслаивался на слухи о деятельности группы, в которую он входил. Карту даже думать о Томе не хотелось. Он сделал еще одну сильную затяжку так, что заболело в легких.

— А вы были близки со своим кузеном? — Хэлфорд спросил, намеренно понизив голос.

— Думаю, не очень. Я вырос в пригороде Лондона, в Грейвсленде, и наши семьи встречались примерно раз в два года. Мы приезжали сюда несколько раз, но нечасто. Мой отец был священником, отец Тома — учителем. И не то что наш образ жизни очень уж отличался от их. Просто мы редко встречались. И поэтому были такие отношения — на расстоянии. Дедушка Тома и моя бабушка были родными братом и сестрой. Даже не знаю почему, но очень близки мы никогда не были.

— А как получилось, что вы приехали жить сюда, именно в Фезербридж?

Карт пожалел, что так быстро выкурил сигарету. А начинать сразу вторую побоялся: подумают, что он нервничает.

— Здесь открылась вакансия, и мой отец решил, что для меня будет полезно приобрести опыт, поработав некоторое время в таком старом маленьком городе. Он нажал на кое-какие пружины. — Карт поморщился, разглаживая складки на своих брюках. — Не такие уж мощные пружины, но достаточные, чтобы я получил это место.