Сперва отряд ходил под началом знатока края полковника Ионова, но затем превратился в постоянную разъездную заставу.

Василий Лаврентьевич и его спутники, запахнувшись в теплые халаты, понукали коней по дороге на Алай, опускались в долины, поднимались в горы, минуя все новые и новые большие и малые перевалы.

Миновав перевал Кызыл-Бель, путники спустились к речке Карасу и остановились на ночлег.

Все подножие увала Каракендык было ископано пещерами и ямами. Нельзя было понять, то ли это — воронки карста, то ли пещеры древних насельников долины, то ли современные киргизские племена накопали для бедняков вместо зимовок эти убежища.

Спутники устроились на ночлег с правой стороны холма и, расседлав коней, разложили костер.

— Что это за место?

— Это плохое место, — ответил киргиз, — если кто-нибудь попробует углубиться в пещеру, назад не вернется. Белый див оторвет ему голову.

— Вот как? Интересно! А кто-нибудь видел этого белого дива?

— Кто видел, того в живых нет.

— Давай все-таки хоть издали посмотрим! Может быть, и увидим этого человека? Если это не чудовище.

— Нет, я ни за какие деньги не пойду.

— Я слово такое знаю, что див нам страшен не будет. Он сразу потеряет силу. Пойдем?

— Нет, тюраджан. И не просите. У меня красивая жена и дети, отец и мать. Я не хочу заставлять их плакать о моей душе. Жизнь сладка.

— Тогда я прошу, расскажи мне все, что ты знаешь об этом месте.

— Как же я могу говорить, когда ты, тюра, едешь в гости к Курбанджан Датхо?!

— Пусть душа твоя будет спокойна, добрый человек, — ответил Вяткин, — я хоть и еду к Курбанджан Датхо, но только не в гости, а по делу. Меня послал мой начальник.

— Хорошо, — смилостивился киргиз, — тогда слушай. Самый молодой из сыновей Датхо — Камчибек. Он любитель соколиной охоты и дружит с киргизами племени адыгин, колена джапалаков, то есть ястребятников. Лихой народ эти ястребятники! Держит Камчибек и собак. Свирепы его овчарки, а их у него до сотни, — велики ростом, сильнее медведя и проворнее лисицы. Вот этих-то собак — только тише, тюра, никому не говори! — Камчибек и содержит здесь, в пещерах. Прислушайся! Это не река шумит, это в подземельях лают собаки. Совсем недавно, с месяц тому назад, один киргиз из племени юваш убил ночью напавшую на него собаку. Это оказался любимый пес Камчибека. С убитого пса содрали кожу, зашили в нее юваша и приковали к стене пещеры, чтобы он ел и пил вместе с собаками — да простит его бог! — с тех пор никто не видел того человека. Жив ли, нет ли…

Василий Лаврентьевич поблагодарил за рассказ и поднялся на холм. Он сел на камень и направил бинокль в сторону пещеры. Холм круто выгибался в виде рога, были видны крутые тропинки, вытоптанные в красной глине, темные отверстия пещер — узкие у одних и довольно высокие лазы у других. Видны были даже кустарники и высохшие травы, прикрывавшие эти норы летом.

И вдруг в одной из нор показался человек. Заходящее солнце хорошо освещало его лицо, и оно казалось красноватым, как глина оврага. Голову его прикрывала небольшая белая чалма, голубой халат ярко контрастировал с красным колоритом картины. А на плечах человека золотилась шкура снежного барса. Он заметил на холме Каракендык струйку дыма от горевшего костра, заметил Вяткина возле его вершины, вскинул ружье и… Василий Лаврентьевич приник к земле, соскользнул вниз, на другую сторону холма. В воздухе засвистели пули.

Лагерь переполошился. Вернувшийся с напоенными лошадьми киргиз принялся их спешно седлать; выплеснули на землю вскипающий чай и, вскочив на коней, поскакали от немирного места, в котором обитал белый див.

Подкормленные лошади ходко двинулись под гору, взошла луна, осветила алмазные грани хребтов, рассыпала звезды инея; с ледников повеял ночной ветер, засеребрилась дорога на Кызылсу, и к утру на последней высоте Вяткин и Абу-Саид Магзум были встречены визжавшим от радости внуком Курбанджан Датхо — Джемшидбеком.

Как обманчив горный воздух! Четкие контуры предметов делают их близкими, словно рядом стоящими. Мир состоит из мириадов деталей! После горячих объятий маленького Джемшидбека, когда до летовки, казалось, было рукой подать, путники ехали еще часа два по петлявшей, усыпанной красной пылью дороге и, наконец, въехали на джайляу.

Без всякой системы по лугу раскинулись белые войлочные юрты. На траве, среди тропинок, возились дети, женщины шли с пастбищ, сгибаясь под тяжестью ведер с надоенным молоком. Мужчины переливали молоко в черные пропитанные жиром и кумысной закваской турсуки, а потом, взявшись за два конца турсука, взбалтывали его что было силы, взбивая в пену влитое молоко. Возле хозяйственной юрты две старухи готовили из молока яков сыры — золотые, словно дыни.

В тени юрт сидели девушки-невесты за станками и ткали узкие полоски ковровых тесьм, дорожек, ковриков. Тут же, на воздухе, вытащив наковальню, кузнец раздувал меха и ковал бесчисленные подковы для коней, и серебряный звон молотка ручьем сбегал по долине.

На краю стойбища несколько охотников обучали соколов. Они подбрасывали птиц в воздух, словно мячи, и ловили их на черный бархат рукавиц. Соколы реяли в воздухе, а горная курочка — кеклик, бродящая среди юрт, прятала под крыло свой пушистый выводок.