Шрифт:
Думая такие тяжелые думы и размывая постепенно думами этими свою горесть, сидел Михаил перед огнем и не заметил, как потихоньку запел старую молодежную песенку:
Мишка, Мишка, где твоя улыбка,
Полная задора и огня?
Самая нелепая ошибка, Мишка,
То, что ты уходишь от меня…
Я с тобой неловко пошутила,
Не сердись, любимый мой, молю!
Ну, не надо, слышишь, Мишка милый?
Я тебя по-прежнему люблю-ю!
Голос у него начинает подрагивать, он замечает это и, чтобы вывернуться, избежать, заводит то же, но повеселее:
Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка, Полная червонцев и рублей? Самая нелепая ошибка, Мишка,
То, что ты уходишь вместе с ней!
Насмешливый куплет он повторяет два-три раза, дыхания у него не хватает, и он слышит, что кто-то в зимовье некрасивым чужим голосом плачет.
Он пересилил этот плач и быстро проговорил:
– Чо, паря! Таки-то дела! Таки дела, что мать родила, хошь не хошь, а живи… Хотя бы денечек вернуть, Пана!
Лет десять, больше, как пели эту песенку про Мишку.
Перед кино лектор газетку читал, чтобы песню эту бросили! Обидно было.
«Эх, Андрюша, нам ли жить в печали…» – эту можно, а ту нельзя.
Пана любила ее. В клуб свою пластинку носил. Тогда у него были бурки на коже, танцевать в них ловко, скользкие. Ставил Михаил свою пластинку, курил молча, кончались танцы – домой ее уносил. Заездили, потом поломали, маленькая была пластиночка, в карман «москвички» влезала.
«Ну, не надо, слышишь, Мишка милый, я тебя по-прежнему люблю-ю…»
Таких слов и не говорила, петь только насмеливалась, вроде из песни слова не выкинешь и тому подобное. Пока счастливы были. А потом уж обабилась, болеть начала. «Милый, люблю!»
Правда, он и заслужил к тому времени, не пил уже. На руках носил, а поздно уже, поздно!
Сам говорил: люблю, мол, Пана, так люблю! Грудь разрыват!
«Нелепая ошибка» – вот уж правда сказано. Видно, человеку самому пришлось пережить, без сердца такие слова не скажешь. Может, у него тоже подруга умерла, не дай бог… Он сам с собой ее голосом и разговаривал, от женского имени поется. Хотя не так. Он же уходит, по песне-то, Мишка, то есть она ему поет: не уходи, мол, нелепая ошибка, не сердись, и я тебя люблю по-прежнему! Почему такое понятие получается, будто она умирает у него? Там и слов про это никаких не поется! От совпадения имени – вот и все, и больше ничего. «Мишка, Мишка!»
– Эх, да что вы, собаки, понимаете!
Глава девятая
МОЮ ЖИЗНЬ НЕ ТРОГАЙ!
1
Данилыч и Панфилыч знают друг друга с парней. Вместе в Ямы к девкам своим пеша ходили, гуляли когда-то вместе.
Но жизнь у них разная получилась. Данилыч все как-то тянулся в одну сторону, к торговле, завмагом был, председателем сельпо числился, а последняя его крупная должность – замдиректора свиносовхоза – была случайная, как раз свиносовхоз разгоняли, а когда снова восстановили, то Данилыч намного ниже летать стал.
Нигде он толком не тащил и не вез. Размах нужен, а он – мужик несмелый, трусоватый, можно сказать, мужик…
Замдиректора был – только и достал что жене чесанки новые да каракуля на воротник. Не пришлось похозяйствовать, согнали сокола с нашеста.
В это время и обида большая между них произошла, когда Данилыч заведовал сельпо, потому что год целый Панфилыч был у него в подчинении как пекарь! (Один раз подвезло Панфилычу подучиться, да попал в кондитеры и проработал год пекарем, потому что кондитеры не нужны были нигде по всему Шунгулешу!)
Данилыч не прижимал пекарню, но власть Панфилычу показывал, муку проверял, выпечку; накладные на память помнил, все больше по мелочам досаждал.
Былое начальствование не простил Ефиму Данилычу Петр Панфилыч. И не раз впоследствии выместил!
У Панфилыча с грамотой совсем плохо было, но как стал он охотником, а потом и передовиком, планета у него высоко пошла: почет, деньги. Данилыч тоже было в тайгу сунулся, глядя на Панфилыча, но там нужно здоровье, сила, умение, и ничего у Данилыча не получилось, и перешел он из охотников в завучастком.
Но хоть и заведует задуваевским участком Данилыч, а главный здесь – Панфилыч, у Панфилыча медаль ВДНХ, его и начальство-то остерегается. Если бы Панфилыч захотел, запросто согнали бы Данилыча с участка, но это ему невыгодно, потому что Данилыч, чувствуя себя слабее, всегда старается Панфилычу услужить.
Вот в нынешнем сезоне, например, дефицитом оказалась тушенка, другим охотникам и свиной не добиться, а Панфилычу с Михаилом – баранинка да говядинка, сколько хочешь: прямо в тайгу сто банок привез Данилыч. Нате, пожалуйста!