Шрифт:
– Всего одну ночь... Ну и как?
– Прославился, блин. Начальника городского УВД выставил.
– За что?
– А он орал много. И нецензурно. Перебрал в баре.
– Тебе другие охранники морду не набили, чтоб таких людей не трогал?
– Не. Отвёл меня старшой в сторонку, обматерил и выразил надежду, что это моё первое дежурство и последнее. Что с таким мудаком он работать не будет и другим закажет. В общем, сделал мне волчий билет… Хорошо, что я устроился только на один день и имею другую профессию...
– Во, блин! И с такой репутацией ты ко мне клеишься?
– Зато репортаж классный получился. Даже на планёрке хвалили.
– Погоди, погоди... Я читал нечто подобное. "Алексей Кабанов" - это ты, что ли?
– Кабанов - это тоже я. У меня псевдонимов не то пятнадцать, не то двадцать. Надо будет как-нибудь посчитать на досуге.
– А о начальнике УВД, помнится, там ничего не было...
– Редактор вырезала. Уже на полосе.
– Любишь ты приключения искать на свою задницу.
– Работа такая. Ну так что, возьмешь на ночь в подмастерье?
– Черт с тобой, - сказал Коля.
– Но если ты какому-нибудь большому человеку внаглую откажешься водку продать - дескать, городом надо управлять на трезвую голову, а то и так его довели до ручки, - я тебе лично трендюлей навешаю!
– Согласен. Когда?
– А когда хочешь. Хоть в следующую смену. Приходи завтра в десять.
– О*кей. А телефончик Михея ты мне достал? Век буду должен.
Коля насупился.
– Слышишь, Полонский, ты своей смертью не умрешь. Ну на хрен тебе смотрящий?
– Интервью хочу взять.
– Блядь!.. Тебя там закопают и фамилии не спросят... Учти, к тебе на похороны я не приду!
– Обойдусь как-нибудь... Так что телефончик?
Коля засопел. Потом, решившись, схватил шариковую авторучку и начертал на сигаретной пачке шесть цифр.
– И запомни - я тебе ничего не давал!
– Ну, само собой!.. Я свои источники не сдаю... Что новенького в ваших краях?
– Вчера разборка, говорят, была крупная. На авторынке «Эльдорадо». Шерхана замочили.
– Да ни фига себе! Это который наркотики в городе курировал?
– Ну да, он. Не то шесть, не то семь трупов. Есть двое раненых.
– Здорово! Что ещё?
– Какой-то кейс искали. Бритоголовые полночи в окошко стучали и расспрашивали. Дескать, ты ничего не знаешь? Я не знал, разумеется.
– Чьи мальчики?
– Не то богатяновские, не то "медведи". Страшно знакомые морды.
– Что еще скажешь?
Коля покосился на Стасика и смачно произнес:
– Люська заходила.
– Чё ей надо было?
– О тебе расспрашивала.
– А ты что?
– Давно, мол, не видел... Слышь, ты б её разок трахнул. Она и перестала б грузить.
– Э, дорогой. Тут одним разом не отделаешься. Она, видишь ли, на меня глаз положила. А я - нет.
– Ах, вот оно как!..
– сказал продавец.
– То-то, я думаю...
– Ну, ладно, - сказал Стасик.
– Мне пора двигать, а ты еще подумай о чем-нибудь вечном. Завтра в десять я буду. Тогда и натрещимся - до потери пульса.
Попыхивая сигаретой, он направился по Большой Парковой в сторону вокзала. Настроение у него было выше среднего. Внутри всё пело и плясало.
***
На пересечении Б. Парковой и переулка Шабашкинского он поднялся по бетонным ступеням в угловую дверь и оказался в приёмной областной ментовки. Слева на стенах висели телефоны, справа - несколько человек ждали, когда к ним выйдут. Полонский прошел мимо них и сунул журналистское удостоверение дежурному с автоматом:
– Я в пресс-службу.
Дежурный открыл потертую папку, в которой лежали заверенные печатями аккредитации журналистов, сверился и вернул корочки со словами:
– Выйдете во двор, потом пройдете до...
– Господи!
– сказал Стасик.
– Да я к вам как на работу хожу - раза три-четыре в неделю... Меня уже пора в лицо узнавать!
В пресс-службе было малолюдно. За столом сидел только старший лейтенант Вячеслав Гординский. Сослуживцы называл его иначе - "Гондонским". Он был в штатском.