— Нет, не любо! — вскричал он. — Мы шо, не христиане, браты, шо на своего царя будем подниматься? Разве ж к тому звал Хмель дедов наших на Переяславской раде? Вы шо, очумели-и-и?

— Не ори, Нечипор, ещё не кошевой пока, — крикнули из толпы.

— Нет, стану орать! — вскричал того громче казак. — Вы кого слухаете? Вы слухаете мазепинского посла, который вкупе с гетманом продали шведу нашу Вкраину. Мазепа с басурманами в союз встал и вас зовёт обасурманиться. Мазепа проклят, Мазепа патриаршей волей предан анафеме. Анафеме, дурни вы.

— Неправда! — вскричал Герцык, испугавшись, что вот-вот всё рухнет, что казачий круг послушает этого горлопана. — Никто не предавал гетмана анафеме. Всё это наветы москалей на него. Ты-ы...

Герцык неожиданно даже для себя поворотился к Нечипору и ткнул его пальцем в грудь.

— ...Ты подослан в Сечь москалями, чтоб сеять смуту и порочить гетмана. Ты подсыл царский!

Толпа замерла, столь тяжкое обвинение прозвучало в адрес казака. Воля круга повисла на волоске.

И тут на бочку вскочил кошевой, решительно столкнул Нечипора на землю и властно вскричал:

— Вяжите подсыла!

К Нечипору бросились несколько человек, но тут же разлетелись в стороны от его тяжёлых кулаков. В передних рядах захохотали:

— Так их, Нечипор!

Запорожцы любили и уважали силу. Но Нечипора возмутило и взорвало обвинение в шпионстве, и он закричал бешено:

— Вы-ы! Вы все изменники и сумы перемётные вместе с вашим кошевым.

Этого уже круг простить не мог. На Нечипора навалились кучей, подмяли его, повязали и оттащили к позорному столбу.

Теперь уже никто не мешал кругу приговорить единогласно: всему войску запорожскому идти на помощь Мазепе и королю, спасать Украину от ига москалей.

Когда гость и кошевой вернулись в курень, Герцык сказал:

— Ну, Костя, спасибо! Выручил ты меня.

— А как же? Долг платежом красен. Ай забыл, как ты меня раненого от татар уволок.

— Помнишь?

— Ещё бы. Это на всю жизнь, Павло.

— Ох, худо, Костя. Этот Нечипор, увидишь, наделает нам хлопот.

— Ничего, Павле, не боись. Мы на таких тоже управу знаем. Гриц, — позвал кошевой и, когда явился казак, сказал ему тихонько: — Годи немножко и, пока светло, пойди к столбу, развяжи и отпусти Нечипора, скажешь, кошевой, мол, простил тебя, дурака. А как стемнеет, возьми моих хлопцев, добрый куль и... Сам знаешь.

Гриц ушёл. Кошевой налил две чарки горилки.

— Ну, за добрый почин, Павле.

— За добрый.

Выпили. Закусывали жареной рыбой.

— Я верно понял, Костя, Нечипор уже не будет болтать?

— Верно, Павло. С сего дня он станет с рыбами разговоры разговаривать. Эх-ха-ха-ха, — затрясся Гордиенко от смеха и стал опять наполнять чарки горилкой.

В начале апреля армия Карла XII появилась у стен Полтавы. Карл тут же в сопровождении небольшого эскорта отправился на рекогносцировку. Он скакал недалеко от стен крепости, которые были сооружены из земляного вала и дубовых брёвен.

— И это крепость? — спрашивал насмешливо король у скакавшего рядом Мазепы.

— Крепость, ваше величество, — несколько смущённо отвечал Мазепа, словно стыдясь за эти деревянные заборы. — Камня нет, приходилось строить из того, что под рукой.

Король воротился в ставку в прекрасном расположении духа. Гилленкрок, дождавшись, когда Карл усядется за стол, спросил тихо:

— Ваше величество, вы намерены осаждать Полтаву?

— Да. И вы, Гилленкрок, должны составить диспозицию осады и сказать нам заранее, в какой день мы овладеем городом.

— Но у нас нет под рукой ничего, что нужно для осады, ваше величество.

— У нас довольно всего, что нужно против Полтавы. Полтава крепость ничтожная.

— Крепость, конечно, не из сильных, но, судя по гарнизону, — а там четыре тысячи русских, кроме казаков. — Полтава не слаба.

— Когда русские увидят, что мы хотим атаковать, то после первого выстрела сдадутся все.

— Но, ваше величество, мы не в силах даже провести хорошую артиллерийскую подготовку. У нас мало пороха.

— Мы возьмём её штурмом, Аксель.

— Но если дело дойдёт до штурма, то у стен города может полечь вся пехота.

— Возможно, дело и не дойдёт до штурма. Они сдадутся, как это не раз уже было в Европе. Разве вы забыли?

— Я помню, ваше величество. Но русские дерутся совсем иначе. Здесь можно рассчитывать лишь на счастливый случай, а это опасно.