Шрифт:
Раздольные и плодородные поля Украины издревле привлекали алчных польских шляхтичей. История отношений Украины и Польши полна горьких, драматических страниц, кровавых усобиц и низких предательств. Даже воссоединение многострадального края с Россией, осуществлённое гетманом Богданом Хмельницким [94] , не смогло положить этому предела. Палий оттого и был любимцем народа, что решительно выступал против притязаний шляхтичей не только словом, но и оружием.
Но вот царь Пётр, признав королём Польши Саксонского курфюрста Августа И, провозглашённого сеймом не без его давления, заключил с ним военный союз против Швеции. И Мазепа тут же верноподданно сообщил царю, что-де «беззаконник полковник Сёмка Палий тому союзу чинит великие препоны и козни». Палий был взят под стражу и сослан в Сибирь. А гетман Мазепа, ненавидимый и презираемый народом, остался.
94
...гетманом Богданом Хмельницким... — Зиновий Богдан Михайлович (ок. 1595—1657) — украинский государственный деятель, полководец и дипломат, гетман Украины в 1648—1657 гг. Возглавлял народно-освободительную войну украинского народа против шляхетской Польши. Понимая невозможность освободить Украину своими силами и выражая волю украинского народа, Хмельницкий настойчиво добивался воссоединения Украины с Россией. 8 января 1654 г. в Переяславле Народная рада провозгласила воссоединение обоих народов.
Скользкий как угорь, вёрткий как змея, он умел отметать любые обвинения своих врагов, внушая Петру, что-де оттого его и порочат, что он верно служит интересам России и её великому государю.
Мазепа был страшной и трагической ошибкой Петра I, очень хорошо разбиравшегося в людях, в их деловых и душевных качествах.
Мазепа знал, что делают сейчас в Смоленске с его врагами Кочубеем и Искрой, знал из писем самого царя, просившего гетмана не брать сию историю близко к сердцу. Знал и всё же боялся, что по пути из Смоленска арестованных может перехватить в Киеве князь Голицын, а там неведомо, что ещё может всплыть в ходе следствия.
Нет, эти враги нужны ему в собственные руки, только он вправе их казнить. Но как выпросить их у царя?
Всю ночь не спал старый гетман, придумывая свою слезницу к царю, после которой он бы не прося получил желаемое. И придумал. Чуть свет засел сам за грамоту «великому государю и благодетелю»:
«...А в подлом народишке пошли слухи, что-де царь Кочубея великими милостями жалует, что-де скоро явится полковник Искра Белую Церковь добывать, а добудя, сядет на гетманство».
И добился-таки.
В первых числах июля 1708 года прискакал от царя с пакетом нарочный. Дрожащими руками вскрыл Мазепа пакет, вынул грамоту, а в ней две строчки всего: «Извещаю тебя, гетман, о присылке к тебе воров Кочубея и Искры, и можешь казнить их по их достоинству».
— Ага-а! — возликовал Мазепа, вскричал едва ли не на весь дом. И к посыльному: — Где они? Где эти злыдни?
— Везут под караулом. Завтра получишь их, гетман.
И эту ночь не спал гетман, теперь уже от радости и предвкушения страшного мщения своим недоброжелателям.
Что же двигало этим человеком в его кривых тёмных дорожках? Кому и чему служил он? Чего добивался своим словоблудством и бесчестными интригами? Разве мало ему было достигнутого — доверия царя и высокой чести?
Всю жизнь Мазепа служил одному — своему интересу. И на сторону шведов переметнулся только потому, что считал Карла XII сильнее Петра I. А раз Карл скоро побьёт Петра и разделит Русь на княжества, разве не сможет он провозгласить своего союзника Мазепу великим князем Украины? Да, быть гетманом Украины хорошо, но великим князем — лучше, это почти царь.
Вот в этом, и только в этом, вся разгадка его предательства, о котором пока знают лишь самые близкие люди его. И многие идут за ним не из-за того, что верят и любят гетмана, а лишь потому, что не видят пути иного и боятся. Кочубей вон с Искрой не побоялись. Ну и что?
— Учти, Орлик, — сказал утром Мазепа своему генеральному писарю. — Отшатнёшься от меня, вздумаешь донести москалям...
— Да что вы, Иван Степанович, да разве подумаю я.
— Думал, думал, Орлик, — усмехался в свои вислые усы Мазепа. — И не раз думал. Но запомни, тебе веры всё равно не будет. Мне вера у царя бесповоротная, крепкая.
— Где будем казнить их? — спросил писарь, дабы увести гетмана от неприятного разговора. — В Белой Церкви?
— Слишком высокая честь злодеям. Довольно с них моего обоза. Вели сгоношить в Борщаговке помост, там и оттяпаем им головы.
— Слушаю, гетман, — поклонился Орлик и вышел.
Генеральный писарь действительно колебался, лисий нюх Мазепы не ошибался. Но Орлик не видел выхода из тех обстоятельств, в которые попал.
Написать царю донос? Но это значит заведомо обречь себя на дыбу и смерть. И потом, Мазепа не в одиночку затевает своё чёрное дело. Даже зять Орлика Григорий Герцык состоит в заговоре вместе с отцом своим Павлом Герцыком и полковником Бурляем. Полковник Галаган дал согласие идти за гетманом. Впрочем, перед Галаганом наглядный пример непослушания — судьба полковника Искры. Если полковники, обладающие реальной силой и властью, ничего не могут поделать с гетманом, то что же может он — писарь, пусть даже и генеральный? Пока он может одно — приказать слугам Мазепы строить помост для казни.
Ещё где-то на пыльных шляхах тряслись в простых телегах обречённые Кочубей и Искра, а уж стучали топоры в Борщаговке, устраивая высокий помост для их последнего восшествия...
Мазепа торопился. Кто знает, что вдруг взбредёт в царскую голову. Возьмёт за первым пакетом о разрешении казни пошлёт второй о помиловании. Или из Киева от военных властей поступит приказ доставить осуждённых туда. Нет, нет, гетман не может выпустить свою добычу.
Едва ли не через каждый час он шлёт верховых по шляху, узнать, где же злодеи, почему их так тихо везут? И пусть везут не в Белую Церковь, нет, пусть поворачивают в Борщаговку к гетманскому обозу.